Сказки народов Европы

Целый день пробирались они лесом, подымались по крутым склонам. Часто садились отдыхать, поджидали отставших, кто тащил цимбалы да контрабас. Этим тяжелей всех было, и товарищи помогали, брали у них инструменты и несли на плечах. Заросли тут были такие густые, что на телеге и не проехали бы. Солнце уже клонилось к закату, когда добрели они до Трех родников. Присели, достали еду из узелков, что дома им собрали в дорогу, и сообща подкрепились.

Солнце зашло, и Адам заиграл на свирели, как и велено было.

«Фью-фью-фью», — отозвалось в лесу.

Сперва было тихо, потом услыхали они — кто-то сквозь заросли пробирается к ним. Оглянуться не успели, высокий, чуть не с гору, молодец стоял перед ними; усы куделью[26] торчат, одетый как и Самков гость, что приходил музыку заказывать, — в белые порты и вышитую сорочку.

— Добрый вам вечер, люди! — поздоровался он с музыкантами.

— Добрый вечер и тебе дай бог! — откликнулись они.

— Ты нас отведешь? — спросил молодца Самко.

— Я. Берите свои инструменты и следом за мной ступайте, путь у нас неблизкий.

Устали музыканты, не очень хотелось им идти, да что поделаешь? Доплелись сюда, придется плестись и дальше.

— По сторонам не оглядывайтесь и помалкивайте, смотрите, как бы вас лес не затянул; где вы пойдете, там нога человеческая еще не ступала, — поучал их провожатый.

— А ты кто, зверь, что ли? — сердито проворчал Влчко.

— Кто я, не тебе знать, — сказал, как отрезал, провожатый и зашагал впереди.

У музыкантов холодок пробежал по спинам, да делать нечего — подхватили они инструменты и потянулись за ним, по сторонам не оглядываются, ни слова не говорят.

Шли они, шли прямиком через густые заросли, по бездорожью. Совсем стемнело, впереди не видно было ни на шаг. Спотыкались они, едва не падали.

— А ну, смелей, молодцы, скоро выйдем на ровную дорогу! — ободрял их провожатый. — Скоро и на месте будем!

Зашагали они проворней, и вот под ногами у них уже не мягкий мох, а голая скала оказалась. Потянуло ледяным ветерком, будто вступили они в огромную залу. Они замедлили шаг, а провожатый остановился и говорит:

— Вот и пришли. Кладите инструменты и ждите.

А сам исчез.

Стали они озираться, где бы сесть, да ничего не высмотрели, а тьма кругом все густела, и холод сильнее пробирал.

Чудная ждала их свадьба, куда позвали наших музыкантов. Где же венки и цветы, где столы со сладкими пирогами? Где невеста с женихом, дружки и подружки, где все гости? Никого не видать, только лес дремучий шумит.

И тут вдруг зажглись факелы, вышел их провожатый и приказал:

— Сюда садитесь, играть будете!

С такими словами вывел он их на середину поляны на пригорок, а сам опять исчез, как сквозь землю провалился.

Что было делать музыкантам? Сели они, стали инструменты настраивать.

Бренькают, тренькают, а тут за скалой послышался шум, пение и крики.

— Видать, свадебные гости идут, — сказал Самко потихоньку и взялся за скрипку.

Заиграли они лихой, веселый танец, такой, что скалы дрогнули. А как увидали свадьбу, едва не окаменели. Не было там ни жениха, ни дружек, только лесные молодцы-разбойнички, почему-то бледные, и на ходу выплясывали, подскакивали вокруг невесты. А невеста? Белее снега, будто ее из гроба вынули, не смеялась она, шла как во сне, не поднимая глаз, а вокруг нее — разбойнички. Идет, слова не молвит, головой не кивнет. На виселицу — не под венец так идут, сказали б вы. Ни платка на ней, ни венка, черные волосы до земли распущены. И гости не наряжены. Глядят наши музыканты на разбойную ватагу, и страх им сердце сжимает. Ох, не видывали они еще такой свадьбы! А парни, что вокруг невесты пляшут, на музыкантов и не глянут, то кружатся, то запрыгают, перебирая ногами, валашками над головой завертят, из полных штофов прихлебывают.

Вдруг один подлетел к музыкантам да как заверещит:

— Вы что играете? На похороны, что ли, пришли?

Музыканты опешили, а Самко глаза вытаращил, узнал в молодце своего гостя, что музыку заказывал. Лицо у него будто восковое, глаза из-под бровей как уголья горят. Замахал он валашкой над Самко, от страха скрипач только зубы стиснул — не дай бог промахнется разбойник, по голове валашкой зацепит.

Милая замуж шла,мать родную позвала… —

затянул разбойник дурным голосом над самым ухом у Самко.

Ледяным холодом повеяло от его лица. Оробел Самко, а после подхватил песню, заиграл, и заплясали все разбойнички, как и положено на свадьбе — со свистом, криком, улюлюканьем, ногами коленца выделывали.

Потом сели все за угощенье. Притащили жареных баранов, ели мясо, грызли кости, весело пили. Дали мяса, меду и музыкантам, доброго меду, такого в Себехлебах ни тогда, ни после музыканты не пробовали. Музыканты наелись, напились, про страх забыли и грянули веселую плясовую, как и всегда на деревенских свадьбах под Ситном играли.