Сказки народов Европы

Двинулись они в путь. Впереди три барана златорунных бредут, блеют жалобно, ведь два дня уже клочка сена не видели. Долго ли шли, коротко ли, пришли в лес дремучий. А посреди того леса — большая-пребольшая поляна, и по всей поляне стога сена стоят, столько их там было, что не сосчитать.

Ох и обрадовался пастух! «Ну, — говорит себе, — дальше нипочем не пойду, ничьего приказа, даже короля — да хоть Понтия Пилата[64] самого! — не послушаюсь! Чье б сено ни было, здесь останусь». Мигом разбросал пастух вилами ближний стожок — овцы на него так и накинулись, все подобрали, до последней травинки.

Так целый день прошел: пастух стожки один за другим по поляне раскидывает, овцы следом идут, насыщаются. А кругом — ни души.

На другой день, едва рассвет занялся, выходит на поляну великан, да такой громадный — небо головой задевает! — и говорит пастуху злобно так:

— Как посмел ты, человечье отродье, мое сено своим овцам скормить?!

У бедного парня душа в пятки ушла: долго ли этакому великану человека прикончить? Ногой наступит — сразу и дух вон.

— Не серчайте, сударь, великан дядюшка, заплачу я вам за то сено, что мои овцы съели, — говорит пастух великану.

— Мне твои деньги ни к чему, — отвечает великан. — А ну-ка, быстро тридцать три овцы зарежь да одного барана златорунного. И зажарь их всех поживее, потому как я нынче еще не завтракал.

Что было делать пастуху? Зарезал он, бедная головушка, тридцать три овцы драгоценных да одного барана златорунного. Чуть сердце от горя не разорвалось, когда в барана пришлось нож всадить. Великан вытащил на поляну большущий котел, побросали они в котел гору мяса, развели под котлом огонь, да такой, что в семидесяти окрестных странах костер виден был. Вмиг поспело мясо, великан вынул из-за голенища ложку и — хотите верьте, хотите не верьте — только три раза зачерпнул, а в котле уж ни кусочка малого не осталось! Повернулся великан и, слова не сказавши, ушел, словно его и не было.

«Ну, — думает пастух, — дорого же я заплатил за это сено!» Подумал, подумал: остаться ли? Дальше податься ли? Решил с места не трогаться. Пусть, коль на то пошло, великан и остальных овец сожрет, ему, пастуху, уже все равно.

Разбросал он еще два-три стожка, накормил овец до отвала. На другое утро опять является великан. Кричит пастуху еще издали:

— Скорее, парень, скорее, зарежь тридцать три овечки да одного барана златорунного, я нынче еще не завтракал!

Что делать? Заколол пастух еще тридцать три овцы да одного барана. Великан и в этот раз трижды ложкой зачерпнул, все варево сожрал и подался своей дорогою, сытый, довольный.

Осталось у пастуха тридцать три овечки и один-единственный баран златорунный. Не мог он, бедный, смотреть на них, сердце кровью обливалось. Если и этих великан сожрет, останется он ни с чем, по миру пойдет, сирый и одинокий.

Наступило третье утро — и что же? Опять является великан, кричит еще издали:

— Э-ге-гей, пастух, э-ге-гей! Они еще живы, овцы твои? А ну, быстро забей всех до одной, и барана тоже, а не то умрешь страшной смертью!

Взмолился пастух, стал пощады просить, хоть последнего добра не лишать, но великан и слушать не стал, хвоста овечьего и того не уступил.

— Ты, парень, вот что, — гаркнул великан гневно, — ты мне перечить не смей, а коль не освежуешь овец, да быстро, быть тебе самому в котле!

Забил пастух последних своих овец и барана последнего, покидал в котел гору мяса, стоит у костра, жердью большой в котле мешает. Горько ему.

А великан тем временем вздремнуть решил у костра.

«Ну, погоди ж, ненасытный, — думает пастух, — этого мяса тебе не видать как своих ушей». Зачерпнул он ложкой великаньей кипящего жиру да и плеснул великану в глаза. Взревел великан, подскочил, стал по поляне метаться, топает ножищами — пастуха норовит раздавить.

— Попадись только в руки мне, человечье отродье, — вопит великан. — Ослепил ты меня, но и тебе не поздоровится!

Шарил-шарил великан по поляне, ножищами топал и туда и сюда поворачивался, да только не было ему удачи. Сообразил он наконец, что эдак не поймать ему пастуха до скончания века — зрячему увернуться недолго. Стал великан парня улещивать, посулами разными завлекать:

— Лишил ты меня света божьего, так будь же поводырем мне, а я тебя за то щедро вознагражу — только руку мне дай!

— Ну уж нет, — пастух отвечает, — ты ведь и меня съесть грозился. Да как бы не так!

Тогда великан ему и говорит:

— Вижу я, пастух, тебя не перехитрить. Ну что же, ступай себе с миром. А за то, что я тебя твоей отары лишил, получай в награду кольцо — не хочу я в долгу оставаться. Наденешь кольцо на палец, оно тебе хорошую службу сослужит.

Бросил великан кольцо, пастух подхватил его и поскорей на мизинец надел. А кольцо как закричит:

— Сюда, сюда, слепой великан! Сюда, сюда, слепой великан!