Сказки старого Вильнюса II

— Да ну. От него такого подарка и сейчас не дождешься. Все что угодно, хоть луну с неба, только не самолетик. Я, конечно, больше всего на свете хотела красный «Фоккер». Уж как выпрашивала! Но папа уперся — это не детские игрушки, и точка. Наверное, для него это было очень важно — ну, что самолетики не игрушки, а серьезное взрослое занятие. Чтобы не чувствовать себя дураком. Но это я сейчас понимаю. А тогда обижалась, думала: вот жадина. У него столько самолетов, а у меня — ни одного. Несправедливо! Я, конечно, догадывалась, что надо просто попросить брата. Но не стала. Ну, я тебе уже говорила, что решила больше ни о чем его не просить. То есть не представлять, как прошу, а он соглашается. И проявила в этом вопросе совершенно поразительную для ребенка стойкость. Но думаю, мой фон Рихтхофен и сам обо всем догадался. Почему бы, собственно, придуманному старшему брату не читать мои мысли? По крайней мере, весной я нашла красный самолетик. В жасминовых кустах, за школьным спортзалом. Он там просто валялся на земле, задрав кверху колесики, и я его, конечно, подобрала. И принесла домой. И спрятала. Никогда никому не показывала. Секреты я к тому времени умела хранить лучше любого взрослого. И по тайникам была крупным специалистом. Доставала свой самолетик, только когда оставалась дома одна. Довольно часто на самом деле. Родители мне вполне доверяли, да и школа была практически в нашем дворе, так что на шее всегда болтался шнурок с ключом, можно было не оставаться после уроков на продленку, а сразу идти домой. Поэтому красному самолетику жилось привольно, по нескольку часов в день на подоконнике проводил. Я чувствовала, для него важно подолгу смотреть на небо, а то затоскует.

— Ого. Первый в мире специалист по психологии летательных аппаратов — вот ты у нас кто.

— Ты смеешься, а я по выходным знаешь как переживала, что не могу выпустить самолетик погулять? Помню, извинялась, объясняла ему, что, когда мама с папой дома, лучше сидеть тихо и не высовываться, а то начнутся всякие расспросы, а они нам ни к чему. Кстати, если спросишь, почему бы честно не рассказать родителям, что нашла игрушку на школьном дворе, я тебе ничего не отвечу. Не знаю почему. Секрет, и все тут. Точка. А уж после того, как он в первый раз полетел…

— Погоди. Как это — «полетел»?

— А вот так. Вылетел в открытое окно, сделал несколько кругов над нашим двором, покувыркался и вернулся назад, на подоконник. Понимаю, что звучит глупо, но факт есть факт. Своими глазами видела. И знаешь, совершенно не удивилась. С самого начала ждала чего-то подобного, даже странно, что он так долго тянул.

— Он что, с моторчиком был?

— Ага, и с радиоуправлением. И с тремя тоннами электронной начинки на кубический сантиметр… Ну что ты, в самом деле, а? Не было там никакого моторчика. В том и штука. Но тогда я еще не испугалась. Наоборот, обрадовалась. Подумала — вот и хорошо. Ясно же, откуда этот самолетик. Из нашего воздушного цирка, я это сразу поняла. Прилетел, отыскал меня, такой молодец, великий волшебник. Будет теперь жить тут со мной, чтобы не скучала по дому. «По дому» — прикинь! Никогда прежде не называла наш с братом сказочный город домом, а тут вдруг само вырвалось. Вернее, подумалось. Понялось. Я тут же села на пол и представила себе, как выбегаю в наш сад, огромный тигр по имени Кот мурлычет и ластится, павлины щебечут на ветвях цветущих деревьев, а мой старший брат, летчик-ас фон Рихтхофен стоит передо мной, страшно довольный, что сумел угодить подарком, и я бросаюсь ему на шею и говорю: «Спасибо, спасибо, спасибо!» Я — дома, и мне хорошо… Испугалась уже потом, вечером, когда пришли родители, и мы стали пить чай.

— Чего испугалась-то? Что твое «дома» — это теперь не тут?

— Именно. Что все поменялось местами. И если я дома — там, с братом, то что делаю здесь? Может, кстати, ничего и не делаю, а только представляю, как будто пью чай с мамой и папой, которые на самом деле в Африке и будут исследовать ее еще сто лет? Вдруг поняла, что совсем запуталась. Сама уже не знаю, где и с кем живу, а что только воображаю. И где лучше. И что бы я выбрала, если бы вдруг пришлось выбирать. И даже совета спросить не у кого. Разве только…

— У брата?