Сказки тридевятого округа

– Хм, если быть точным, то сам мозг от приёма этих чудо-фруктов не пострадал, а вот нарушение памяти в той или иной степени наблюдаются абсолютно у всех пациентов. У больной Катушкиной кроме амнезии наблюдается утрата приобретённых за сорок лет жизни знаний и навыков. Она успела употребить в пищу все три яблока, и деградировала до уровня пятилетнего ребёнка. Правда, выглядит она замечательно, не старше двадцати пяти лет, но кому сейчас эта красота нужна? В данный момент Катушкина – это пятилетний ребёнок, которому по большому счёту всё равно: есть у него морщины или нет!

– А что сказали специалисты из Высшего Совета?

– Они сделали заключение, что никакой блокировки памяти у больных нет. Больные не могут вспомнить часть своей жизни, потому что мозг чист, как попка младенца! Блокировать нечего, так как нет самих воспоминаний.

– Вот! – почему-то обрадовался Пронин. – Вот именно – нет воспоминаний!

– Вот уж не знал, что Вас, майор, порадует такой диагноз! Может, Вам про аппендикс или язву прямой кишки рассказать – вообще обхохочетесь!

– Не обижайтесь доктор, просто я выяснил, что перед покупкой молодильных яблок таинственный продавец предлагал каждому покупателю скидку на товар в обмен на его воспоминания.

– Я не ослышался? Товар в обмен на воспоминания?

– Не совсем так: скидку на товар в обмен на воспоминания.

– И велика ли скидка?

– Скидка невелика – 10 % за каждое яблоко, а вот чтобы эту скидку получить, надо отдать за каждый чудо-фрукт 30 % воспоминаний от общего объёма памяти.

– Значит, за полный курс омоложения, а это три яблока, надо отдать 90 % памяти! Так?

– Получается, что так!

– Теперь понятно, почему интеллект и память Катушкиной на уровне развития дошкольника. Вместе с памятью утрачиваются полезные навыки и знания, приобретённые пациентом в течение всей жизни. И кто же это такой хитрый?

– Есть один бродячий торговец старьём, Арарат, по кличке «Ара-рвань», так вот он очень любит менять материальное на нематериальное.

– В каком смысле?

– В прямом! Берёт вполне определённую магическую вещь, в которой в данный момент нуждается покупатель, и меняет её, допустим, на последнее неисполненное желание.

– Хм, а на воспоминания он тоже вещи меняет?

– Раньше за ним такого не водилось, но Арарат, по сути, контрабандист, возможно, поставщики товара ему назначили новые условия, или он сам расширил ассортимент своих услуг. Так это или нет, но проверить его надо.

– И как Вы это собираетесь сделать?

– Проверить его нетрудно, гораздо труднее заманить его к нам, но у меня на этот случай есть одна оперативная заготовка, которую я и собираюсь проверить на практике.

– Может, поделитесь со мной этим специфическим секретом?

– Понимаете, доктор, очень уж этот старьёвщик хорошо «клюёт» на несчастную любовь! Ходят слухи, что он неравнодушен к любовным драмам, как кошка к валерьянке.

– Странно!

– Странным это кажется только на первый взгляд. Весь фокус в том, что несчастные влюблённые относятся к категории покупателей, которые никогда не торгуются и готовы заплатить любую цену, лишь бы вернуть расположение своего возлюбленного или возлюбленной.

– Тогда у меня к Вам, майор, необычная просьба.

– Доктор, для Вас всё, что угодно!

– Тогда возьмите меня с собой на встречу с этим самым старьёвщиком.

– Зачем?

– Понимаете, если пропажа воспоминаний – его рук дело, то я хотел бы знать из первых уст, как эти воспоминания вернуть моим пациентам.

– Договорились!

И партнёры скрепили договор рукопожатием.

* * *

О том, что новенькая медицинская сестра Инга Зайоц влюблена в доктора Устименко, знали все сотрудники «объектовой» санитарной части. Знал об этом и сам Владимир Афанасьевич, знал, но не придавал этому никакого значения: мало ли что нафантазируют себе молоденькие медсёстры, особенно если предмет их обожания – непосредственный начальник. Однако с некоторых пор слепое обожание новенькой медсестры стало его раздражать, да и остальной медперсонал санчасти стал уже в открытую посмеиваться над очередным «служебным» романом, а это грозило подрывом авторитета, чего Владимир Афанасьевич, естественно, допустить не мог.

– Вы не могли бы серьёзней относиться к своим служебным обязанностям? – сказал главврач своей обожательнице после утреннего осмотра.

– Я что-то делаю не так? – дрогнувшим голосом спросила медсестра.

– Не знаю… не уверен, – замялся Устименко. – Мне кажется, что у Вас голова занята не мыслями о работе.

– Прошу прощения, но Вы, Владимир Афанасьевич, очень даже ошибаетесь! Я только и делаю, что думаю о работе, а значит, – на мгновенье смутилась медсестра, – а значит и о Вас!

– Вот это меня и беспокоит! – понизил голос Устименко.

– Почему? – упавшим голосом спросила девушка, предчувствуя беду.

– Потому, что ничего хорошего из этого не выйдет.

– Из чего «…из этого»?

– Из вашей наивной влюблённости! Это, право же, смешно!

– Смешно?

– Да, смешно! Над нами уже весь персонал смеётся. Отныне попрошу Вас думать о своих служебных обязанностях отстранённо!

– Отстранённо от чего?

– Отстранённо от меня! Понятно?

– Но как же… Вы же главврач!»

– Вот пусть я для Вас им и останусь!