Сказки тридевятого округа

Романов уже заканчивал постановку задач, когда в кабинет заглянула секретарь.

– Пётр Алексеевич! Включите, пожалуйста, телефон! Там начальник отдела безопасности труда хочет Вам сообщить что-то важное.

По заведённым Романовым правилам, во время проведения любых совещаний телефонная связь отключалась, и это правило соблюдалось неукоснительно. В другой раз Романов отчитал бы секретаря, но вид у девушки был явно встревоженный, поэтому он, не вдаваясь в дальнейшие расспросы, просто щёлкнул тумблером и услышал в трубке трагический голос главного специалиста по охране труда Варфоломея Боякина.

Варфоломей Боякин был знаменит тем, что жил и работал по принципу «как бы чего не вышло», поэтому занимался не столько организацией безопасности труда, сколько перестраховкой от всех мыслимых и немыслимых несчастных случаев. В каждом ещё не посаженном на раствор кирпиче Боякин видел потенциальную угрозу прежде всего для своей, стриженной под «полубокс» головы, поэтому всегда, даже в помещении, носил пластмассовую оранжевую каску, за что заслужил от рабочих прозвище «Бойся-Бой».

Дрожащим голосом Бойся-Бой доложил начальнику строительства, что при проведении высотных работ на уровне третьего этажа офисного здания «Думский приказ», с рабочих лесов сорвался каменщик Шалтай Болтаев, и его с многочисленными переломами и травмами увезли в санитарную часть.

Романов тут же перезвонил в ОСЧ, но до главврача Устименко не дозвонился.

– Владимир Афанасьевич сейчас проводит срочную операцию и к телефону подойти не может, – вежливо сообщила секретарь.

«Если Лекарь взялся за скальпель, значит, ещё есть надежда, значит не всё потеряно!» – решил Романов про себя и объявил об окончании совещания.

– Машину! Срочно! – дал он команду секретарю и стал спускаться по лестнице.

В объектовой санитарной части был свой стационар на десять коек. На этом ещё на стадии возведения главного корпуса настоял Устименко, который к обязанностям главврача приступил задолго до сдачи санитарной части в эксплуатацию. В настоящее время стационар пустовал. Романов знал об этом и мысленно молил Создателя, чтобы сегодня в него положили первого пациента.

– Уволю! – скрежетал зубами Пётр по дороге в ОСЧ. – Если выживет – обязательно уволю! За грубое нарушение мер безопасности уволю! Сначала отправлю этого Шалтая в санаторий, оплачу все «больничные листы», дам ему выходное пособие и уволю! Пусть в любом другом месте из окна падает, но только не у меня на «объекте»!

Ждать пришлось около часа, и Романов по-хозяйски расположился в кабинете главврача. Устименко появился, когда Пётр уже начал терять терпение. Снимая забрызганный кровью бледно-зелёный операционный костюм, Владимир Афанасьевич устало кивнул головой. Это означало, что в этот раз Шалтая Болтаева собрать по частям удалось, и ему суждена долгая, но, принимая во внимание бесшабашную натуру пациента, беспутная жизнь.

Романов интуитивно понял это и без объяснений главврача, но не удержался и спросил:

– Ну как он там?

– Перелом трёх рёбер, закрытая черепно-мозговая травма, – устало перечислял Устименко, тщательно вымывая руки под струёй горячей воды. – Пришлось удалить селезёнку, но жить будет. Если всё пойдёт хорошо, то через месяц выпишу, но предстоят ещё реабилитационные мероприятия.

– Ух! Ты, Афанасьевич, точно камень с моей души снял! – облегчённо выдохнул Пётр. – Давай теперь за твои руки – руки хирурга, и за здоровье пациента по маленькой замахнём! – И Романов достал из кармана металлическую фляжку.

– Спасибо, Пётр Алексеевич, но я алкоголь употребляю очень редко, а на работе вообще не пью.

– Так я же не предлагаю напиваться, – смутился Пётр, – а так, чисто символично!

– Я таких символов не признаю, – устало произнёс главврач, усаживаясь в кресло. – Я на фронте без спирта обходился, а сейчас, в мирное время, и подавно…

– Вот только про фронт, Лекарь, не надо! – вдруг перебил его Романов. – Не был ты на фронте! Не был!

– Не был, – согласился Устименко. – Я знаю, что все мои воспоминания о прошлом – это фантомная память, но мне от этого не легче! Это моя память, и я ею живу!

– Хорошо! Давай закроем тему, – согласился Романов. – Ты прав: это наши воспоминания! – после неловкой паузы продолжил Романов. – И неважно, что я реально не был под Полтавой! Я там не был, но она мне снится, и неудачный поход на Азов тоже снится! Я тоже живу чужими воспоминаниями. Вот ведь как получается – на чужом пиру похмелье! Ну как тут с ума не сойти?

– Хотите успокоительное пропишу?

– Обойдусь без пилюль! Ладно, пойду я. За Шалтая тебе, Лекарь, отдельное спасибо. Ты его только лечи! Хорошо лечи, чтобы я ему после выписки мог морду набить, а потом уволить. Или сначала уволить, а уж потом… Ладно, по ходу дела разберусь! Ты, главное, его на ноги поставь.

– Поставим, Пётр Алексеевич! Обязательно поставим! Это я Вам, как Лекарь, обещаю!