Сказы о древних курганах

Можно представить, какое сильное впечатление эти фантастические раскрашенные лица-маски производили на своих современников. Ведь еще в XVIII–XIX вв. изваяния, уже значительно стершиеся от непогоды и времени, вызывали страх и почитание у местных жителей. Хакасы называли эти камни истуканами, идолами, старушками, девицами, чертями и так далее. Они не знали происхождения каменных скульптур, по, преклоняясь перед ними, совершали им жертвоприношения. клали у подножия пищу, мазали рты «баб» сметаной, салом, кровью животных. Енисейский губернатор А. Степанов в свое время писал: «Грубые старухи, девки, бабы (камни) не стоят на могилах, не составляют надгробных памятников, а составляют предметы чествования для татар идолопоклонников, как угодники или покровители в хорошем улове зверя и в сохранности и приплоде скота»^{39}.

Особенно почитались изваяния, напоминавшие женскую фигуру. Перед Абаканским музеем стоит гранитный брус высотой в 2 м, на верхнем остром конце которого грубо высечено лицо, посередине камня выпуклостями обозначены живот и груди. Камень называли «Аскизской бабушкой», так как он стоял на одном из курганов близ села Аскиз, или Улук-куртуякташ, что означает «большая старуха камень». Еще в начале XVIII в. Д. Г. Мессершмидт наблюдал оказываемое ей поклонение со стороны местных «татар»: (Каждый из них три раза ездил вокруг нее и по совершению церемонии клал у подножия под траву часть своего провианта, чтобы статуя могла питаться сообразно своему аппетиту»^{40}. Совершаемый обряд не изменился к середине XIX в.: «Отправляясь на звериный промысел или проезжая мимо, инородцы подходят к каменной старухе с поклоном, обливают ее молоком или айраном, а выпуклое, грубо изваянное лицо истукана с большим отверстием-ртом обмазывают салом и сметаной с таким усердием, что рот ненасытной старухи почернел от жирного слоя разных веществ. Если промысел был не удачей, то некоторые в негодовании от обманутых надежд наказывают истукана плетью или палкой»^{41}

. Сохранившиеся фотографии свидетельствуют, что традиция смазывать лицо изваяния жиром и сметаной существовала и в начале XX в. А когда в 60-х гг. «Аскизскую бабушку» вывезли из степи и поставили во дворе старого здания Абаканского музея, ее продолжали посещать и кормить старухи-хакаски.

Рис. 7. Изваяние «Аскизская бабушка».

Об этом камне из поколения в поколение передавались легенды. Вот одна из них: «Когда-то каменная старуха вместе с мужем, таким же каменным изваянием, жила по ту сторону Саянского хребта. Но вдруг старики поссорились, и старуха, взяв сына и дочь, отправилась с ними к Абакану, а старик остался на месте.

Старуха с детьми шла по горам и за ними оставалась каменная дорожка — следы их шагов». Согласно другому преданию, Куртуяк была некогда знатной женщиной, обращенной в холодный гранит. Сохранились свидетельства о поклонении и другим каменным «бабам», причем примитивным, грубым. Объяснение этому простое. Хакасы, не различая у скульптур высеченных звериных головных уборов, украшенных змеевидными лентами, и столь же сложных нагрудников, солнечных знаков, поклонялись лишь любому камню и утесу, которые напоминали профиль или фигуру человека. Д. Л. Клеменц стал очевидцем такого поклонения во время своего первого путешествия по долине Абакана. Приближаясь вечером к утесу Иней-Тас, издали похожем на профиль человека, он стал свидетелем удивительной картины: «При последних лучах солнца, когда тени быстро ползут, удлиняясь и извиваясь, а краски ежеминутно меняются, розовое переходит в фиолетовое и синее, тени во впадинах утесов сгущаются, чернеют, растут, — кажется, будто на всем лежит какой-то отпечаток таинственной полусознательной жизни…»^{42} Когда утес показался на горизонте, проводник остановил коня, слез с него, порывшись в седельных сумках, вытащил фляжку с молочным вином, достал из-за пазухи деревянную чашечку, наполнил ее, сорвал веточку богородской травы и принялся усердно кропить вином на все четыре стороны. Несколько капель он бросил вверх, остатки вина выпил, вновь налил чашечку и подал ее Д. А. Клеменцу. Удивленному ученому проводник рассказал: «Каждый год после Петрова дня мы ездим сюда. Праздник бывает большой, Трое или четверо шаманов собираются. Сперва вино пьем и Иней-Тас поим, потом шаманщики шаманят, баранов режут, коров, коней. По кусочку от каждой скотины бросаем в огонь — это для Иней-Тас, а что остается сами едим». Нельзя было, оказывается отнестись к Иней-Тас без почитания, она мстила за это. В назидание провожатый поведал историю о том, как один молодой «татарин» насмеялся над Аскизской каменной «бабушкой», а та за «предерзость закружила его в тайге так, что несчастный сбился с дороги, поел все запасы и погиб бы с голоду, если бы его не выручил случайно наткнувшийся на него золотоискатель».

Суеверие, страх не могли объяснить происхождение этих каменных идолов, хотя каждое поколение по-своему пыталось разгадать, кто, когда и зачем их поставил.