– Под дверь сунули, пока никто не видел, – догадался Айдар.
Я вскрыл послание. Текст начинался с биографии участвовавшего в нападении на квартиру Желомкиной налетчика по фамилии Здрок. Воры славно потрудились! Они установили всех родственников Здрока, включая двоюродных братьев и сестер, живущих в Томской области. Сведения о втором бандите, Степанове, были такие же подробные.
Для себя я отметил одного человека: Андрей Вешняков, сводный брат Степанова.
«Андрей В. из дневника Кислицыной Лены – это наверняка Андрей Вешняков. Ему пятнадцать лет. Он хоть и не живет в одной квартире со своим братом, но поддерживает с ним родственные отношения. Проболтался паренек братику про общак, вот они и не искали, где деньги спрятаны».
Часов в шесть в коридоре поднялась беготня, захлопали двери, раздались не то выкрики, не то команды.
– Айдар, выгляни, посмотри, что случилось. Может, пожар начался, а мы тут сидим в полном неведении.
Далайханов вышел в коридор и тут же вернулся:
– Лучик помер!
– Да ты что?! – вскочил я с места. – Когда?
– Два часа назад. Андрей, пошли в актовый зал. Большаков срочно весь личный состав управления собирает. Будем готовиться к похоронам.
Глава 15. Конец расследования
Кислицына Лена оказалась упитанной девочкой с пухленькими щечками и короткой стрижкой. Она совершенно не соответствовала тому образу, который я мысленно представлял. Мне почему-то казалось, что дочка Шахини должна быть худенькой, длинноволосой, с огромными глазами. Но мало ли что я ожидал! Какая есть, такая есть.
Судя по поджатым губам, Лена не была настроена на доверительную беседу. Оно и понятно, у девчонки своими мыслями голова забита. Скоро ее переведут в детский дом, а там жизнь не сахар. После домашнего уюта да на казенные харчи – врагу не пожелаешь. Но, несмотря на ее замкнутость и отрешенность, мне надо поработать с девчонкой, сплести обрывки логических нитей в единый канат.
«Запомните, – говорили преподаватели в Высшей школе милиции, – инициативный и смекалистый опер любую корову в стаде разговорит, а у тупого и пассивного сыщика даже пастух будет мычать. К каждому человеку нужно найти свой подход».
Я улыбнулся девочке, выложил на стол перед ней песенник.
– Откуда он у вас? – встрепенулась Лена.
– Из твоего стола забрал. Признаюсь честно, я перечитал твой песенник от корки до корки и сделал вывод: ничего не изменилось с годами! Что во времена моей юности девушки рассказ «Фараон» переписывали, что сейчас, что тогда про картошку писали…
Кислицына с интересом посмотрела на меня.
– «Любовь не картошка, не выкинешь в окошко», – напомнил я.
– Когда вы учились в школе, девочки давали вам свои песенники читать? – В Лене стал пробуждаться интерес к жизни. Она встретила взрослого человека, с которым можно поговорить на понятные ей темы.
«Мы идем в верном направлении, девочка, – подумал я. – Больше всего сейчас тебе необходимо выговориться, почувствовать, что мир вокруг тебя не замкнулся в стенах детского приемника-распределителя».
– Ты знаешь, Лена, я не встречал ни одной девочки, которая бы хранила свои записи в тайне. По-моему, вся суть песенника в том, чтобы на нужной странице написать: «Мне нравится Вася К.» – и подсунуть тетрадочку Васе, пускай узнает о девичьих чувствах. Не всякая девочка решится первой сказать: «Ты нравишься мне», – а так – прочитает Вася запись в дневнике и вроде бы сам обо всем догадался.
– Почему обязательно Вася? – улыбнулась Лена.
– Не хочешь Вася, пускай будет Феофан или Лев. Ты не встречала мальчика по имени Лев? Со мной в классе учился Лев. Скажем прямо, жилось ему с таким именем несладко.
Минут двадцать мы говорили на подростковые темы, обсуждали дворовые стихи и песни. Постепенно Кислицына разговорилась, оттаяла.
– Вот смотри, – объяснял я, – в половине этих стихотворений несчастная любовь заканчивается беременностью и рождением ребенка. В жизни ведь так не бывает: что ни любовь – то ребенок!
– Почему, бывает! – замахала руками девочка. – Еще как бывает! У нас одна десятиклассница забеременела. Я сама у нее живот видела… Теперь не узнаю, кого она родила.
Лена, вспомнив об ожидающем ее детдоме, мигом погрустнела.
– Не горюй ты так! – подбодрил я Кислицыну. – Через два года закончишь восемь классов и забудешь о детдоме. Поступишь в училище или техникум и начнешь новую, практически взрослую жизнь.
– Я тоже об этом думала, но как два года прожить?
– Лена, а ты помнишь тот детдом, где ты была совсем маленькой?
– Так, чуть-чуть. Меня же тетя Вера к себе еще до школы забрала… Могу я вас попросить… Заберите эту тетрадь себе и сожгите ее. Я с собой этот песенник в детдом не повезу.
– Лена, ты не узнавала, в детдоме девочки песенники ведут?
– Там все по-другому. Я не хочу, чтобы
– Тогда давай поступим так: я заберу твои записи себе, запечатаю их в конверт и положу на хранение в сейф на работе. Когда ты поступишь в училище, тогда придешь и заберешь свой песенник в целости и сохранности. Я не хочу уничтожать частичку твоего детства. Она принадлежит только тебе.
– Как я вас найду?