Скелет в шкафу

Я сдал назад, кое-как заставил автомобиль слезть с камней, царапающих раму. Магомед зло выругался.

– Ушел, сволочь!

– Не слишком далеко, – ответил я. – Оставим машину здесь, все равно не наша. Пошли!

Он выпрыгнул, посмотрел, как я захватил винтовку.

– Ты из халифата?

– Почти, – ответил я. – Так, пока присматриваюсь. Свободный альбатрос. Я за справедливость и поруганных дев, так что пойдем отомстим и накажем потенциального насильника!

Черный внедорожный «Мерседес» мы увидели через две улицы возле подъезда добротного старого дома в пять этажей, почти небоскреб для крохотного южного городка.

Магомет вскрикнул горестно:

– Опоздали! Он уже утащил Алишу в свое звериное логово. Там обосновалась вся его сволочь!

– Вернешься? – спросил я.

Он воскликнул горячо:

– Ни за что! Моя честь будет поругана…

– А как думаешь войти? – спросил я.

– Никак не думаю, – огрызнулся он. – А если сейчас тащит Алишу на ложе? Она не переживет такого позора!

– Тогда надо идти, – согласился я. – Кстати, ты точно из полиции? Слишком тебе здесь все знакомо…

Он помедлил, но я смотрю пытливо, могу и не пойти, ответил нехотя:

– Я в ИГИЛе был четыре года…

– Ого, – сказал я, – сколько же тебе лет?

– Я убежал из дома в четырнадцать, – ответил он, – в ИГИЛе меня начали учить обращаться с оружием, я оказался настолько хорошим стрелком, что меня исключили из подготовки смертников и зачислили в боевую группу. Четыре года я воевал под черным знаменем халифата…

– Понятно, – сказал я. – Понятно, откуда у тебя это бесцеремонное «Прочь из машины!.. Теперь это моя…» Ну-ну, дальше!

– Когда я оставил их ряды, – пояснил он, – я вступил здесь в милицию. Отец меня простил, родня приняла снова. Там понимают, что за халифатом тоже есть правда, но все-таки жить нужно мирно и правильно, как и велел Аллах.

– Да будет Благословенно Имя Его, – согласился я. – Та-ак, погоди… Вон там в окнах двое часовых… Хоть твой Сулейман и сволочь, даже последний из бандитов, но порядок в банде поддерживает. Приготовься…

– К чему?

– Как только выстрелю дважды, сразу беги в дом. Но не дальше вестибюля.

Он еще смотрел непонимающе, а я вскинул винтовку, на прицеливание ушла целая секунда, выстрел, я тут же перевел на другое окно и снова нажал на скобу.

Магомед охнул, когда один повис, свесив голову и руки наружу, а второй завалился вовнутрь комнаты, но винтовка сиротливо осталась на подоконнике.

– Ты…

Не договорив, он ринулся через улицу. Я оставил винтовку, для ближнего боя предпочитаю пистолет, догнал у самой двери. Разом вбежали, Магомед вообще влетел красивым кувырком, вскочил и, красиво держа пистолет в вытянутых руках, продвигался короткими, но быстрыми шажками, красивый и решительный, с заострившимся лицом, хищный и великолепный в роли представителя доминантного вида на этой планете.

Мы победим, мелькнуло у меня. И захватим галактику. А затем и все вселенные. Именно мы, а постчеловеки пусть перестраивают себя как хотят, даже делают себя сладенько добрыми, а мы только надстроим себя, чтобы сильнее и непрошибаемее…

– Стой здесь, – велел я. – Жди сигнала.

– Хорошо, командир…

Я дождался, когда мимо пройдет боевик с автоматом через плечо, скользнул за спину и всадил нож в темя. Спецназовцы убивают как-то иначе, в мозгу сразу масса картинок, роликов и приемов, но как нейрофизиолог я знаю, что самое уязвимое у нас мозг, а не сердце или даже сонная артерия.

Перережь сонную артерию – человек гарантированно умрет через несколько десятков секунд, но может успеть поднять тревогу, а то и вообще застрелить тебя, если рядом оружие. Пробитое пулей или ножом сердце тоже не означает мгновенную смерть, можно еще драться, а потом выжить в клинике, а вот удар в мозг сразу отключает все тело, а я точно знаю, куда и с какой силой ударить.

Магомед охнул, но тут же ухватил его автомат и проверил, сколько в диске патронов.

Я поспешил дальше по коридору, еще один ходит вдоль стены, я убил его точно так же, опустил тело на пол и впервые подумал, что я в самом деле как-то уже не трясусь, а это же ужасно, я убиваю людей…

Как же быстро с нас слетает все очеловечивание, что старалось вытравить из нас звериность и приблизить к Богу, ибо только он дает жизнь и только он имеет право ее забирать.

Нет уж, мелькнула мысль, к Богу приблизит только сингулярность. Религия и воспитание лишь чуть-чуть утихомиривают наши инстинкты хищника, до поры до времени утихомиривают, и только сингулярность позволит стать теми, кем хотим…

Боец в пятнистой форме идет по коридору с автоматом в боевой готовности, так это называется, но я вижу, что готовности там не больше десяти процентов. У меня мало, всего около семидесяти, но это небо и земля…

Он успел только вытаращить глаза, когда острие брошенного ему навстречу ножа вошло в его глазную впадину, пробило яблоко и глубоко погрузилось в мозг, моментально остановив все реакции в организме, кроме рефлективных.