Из спальни никто к нему на помощь не вышел, двое же молча, ждали в прихожей, что он еще скажет. Белобрысый совсем растерялся и начал выдавать такие подробности…
– Не убивал я! Честное слово!.. Это все Харя, истинный крест! Его рук дело!..
«На некоторых недорослей вид милицейского мундира действует как сильное слабительное, – подумал я, не утрачивая контакта с картинами, сменявшимися перед моим внутренним взором. – Вон как его “пронесло”, настоящий словесный понос…»
– Рассказывайте все! – приказал капитан Серебров, снимая фуражку.
– Это все Харя! Я только ударил Лунатика… Да и поделом гаду! Он хотел с нас деньги за свою разбитую тачку содрать, хрен жадный. Ну, я и не сдержался… А Харя, придурок! Он грузчиком подрабатывает в продуктовом – притащил с собой этот проклятый шнур и накинул Лунатику на шею сзади, пока мы дрались… А Перчик потом задушил. Перчик душил вместе с Харей! Я не вру…
– Одевайтесь! – распорядился Серебров.
– …Оказалось, что за теми хлопчиками много пакостных дел водилось. Убийство стало заключительной фазой их преступных деяний. Став их жертвой, Лунатик-Струпко избежал ответственности по статье за вовлечение несовершеннолетних в преступную деятельность. Впрочем, за ним и более серьезные дела водились, – так закончил свои воспоминания Кулагин.
Вернувшись домой в свою холостяцкую двухкомнатную берлогу, я попытался как-то систематизировать, упорядочить собранные сведения. Набросав на чистом листе бумаги несколько пунктов, я разделил массив собранной информации на служебную, спортивную и личную – словом, постарался охватить всю жизнь Воробьева. Так мне было легче выяснить причины, которые могли бы привести к устранению самого Воробьева.
И сразу в собранных мною сведениях высветилось, по крайней мере, два белых пятна. Первое – и самое значительное! – я не имел абсолютно никаких сведений о служебных делах Воробьева до его устройства в МВД. Точнее, кое о чем я слышал от самого Виктора, когда он случайно обмолвился, что чуть было не погиб в горах Чечни. Мне удалось выпытать из него незначительные подробности. Их разведгруппа должна была уничтожить базу боевиков, но операция сорвалась из-за просчета собственных штабистов, спланировавших операцию из рук вон плохо.
– Григорич, не рви сердце вопросами! – не выдержав, сказал тогда Воробьев. – Скажу тебе одно, та наша спецоперация – это сплошная умора. Мне даже иногда кажется, что она была спланирована для нас нашим же противником… И прошу, никогда больше не спрашивай об этом!
И я больше не спрашивал, а просто пытался пробиться к тому, что хранило сознание и подсознание Виктора своими способами. Но разузнал я только то, что мой бывший родственник обладает редким умением ставить мыслеблок на запретные темы. Этим все и кончилось.
Вторым белым пятном для меня стали некоторые страницы из биографии Виктории. Я знал, что она познакомилась с Виктором где-то в окрестностях Коломны. Тогда она училась в училище кулинаров. Но ведь с тех пор прошло почти пять лет, а она все еще находилась на выпускном курсе. Правда, замдиректора по воспитательной работе училища обмолвилась, что Вика поступила к ним, отучилась год, потом бросила училище и восстановилась в нем только год назад. Чем же занималась все это время Виктория? Об этом могла знать моя бывшая супруга Татьяна, которая, кажется, поддерживала с невестой Виктора дружеские отношения. Надо ей позвонить, решил я.
Оказалось, что никакой тайны в уходе из училища Виктория не делала. Татьяна поведала мне, что Вика одно время увлеклась подиумом, возмечтала стать профессиональной манекенщицей. «Ты же сам видел, какие у нее длинные ноги и рост подходящий – сто семьдесят пять сантиметров…» Однако моделью ей стать так и не удалось. Агентство, проводившее конкурс, куда-то исчезло в последний момент, забрав вступительные взносы неудавшихся конкурсанток. Тогда Вика попыталась приобрести специальность фотокорреспондента, но и там у нее ничего не вышло. А когда она вновь повстречалась с Виктором, тот целенаправленно стал ее готовить на «должность» домохозяйки со специальным кулинарным образованием. Он-то, как оказалось, и убедил Вику восстановиться в училище и завершить прерванное образование.
Проведя в размышлениях над записями минут сорок, я понял, что, в принципе, любой поступок Виктора мог послужить причиной его гибели. Неудобным он был человеком для нечестных людей и потому опасным. Конечно, какие-то серьезные выводы было еще делать рано. Ничего конкретного пока инкриминировать вероятному убийце я не мог. Да и кто он, убийца? Этого я не знал тоже. Так что мне оставалось только копаться во всей этой истории дальше, складывать отдельные фрагменты «мозаики» в общее целое и надеяться, что количество собранной информации, в конце концов, перейдет в качество.
Звонок в дверь прозвучал в тот момент, когда я задремал у телевизора. Отперев дверь, я увидел улыбающегося Романа Братеева.
– Пустите незваного гостя, который хуже татарина? – спросил он.
– С удовольствием, – ответил я и повел гостя на кухню.