Скиф и Макс

“А что так, не царское это дело, в бошках ковыряться? Легче изображать из себя интеллигентика вшивого, а самому гроши считать?” – в свою очередь вспылила мать. И потом, сейчас уже нет такого понятия, как парикмахер. Сейчас все стилисты. Пожалуйста, не хочешь в колясочных стоять – совершенствуйся, стремись, посещай курсы колористов, визажистов, участвуй в конкурсах. Это же так интересно, столько модных людей, постоянное общение, тусовки, тренды. Слава богу, в этой профессии начать никогда не поздно, годик постоял, набил руку, наработал клиентуру, и живи себе припеваючи, сорок-пятьдесят тысяч всегда в кармане будут. Вон, ее подруга Валька, уж полтинник скоро, стрижет-красит кое-как, а клиенты один за другим, один за другим…наделала на башке чёрт знает что, заработала – поехала отдыхать, на всех показах торчит, звезд иногда чешет разных, на всех мастер классах переучилась, и у Зверева, и у Тодчуков-Шевчуков, и у Татьянина с Камероном. Живет человек в свое удовольствие.

Ух ты, сорок-пятьдесят тысяч… у Егора аж слюна потекла. Эта сумма была слишком заманчивой. Действительно, он не в том положении, чтобы привередничать, да и мать крутится в этой же среде, наверняка поможет, чем сможет, подскажет, может, даже пристроит. Салончик у неё что надо, Егор заходил к ней пару раз. Вот туда бы попасть! Парикмахерство казалось Егору слишком незатейливым искусством, примитивным ремеслом для тупых, которое ему, интеллектуалу-историку освоить не составит особого труда. Итак, решено!

Стоял ясный мартовский день. Солнце ярко озаряло набухший тяжелый голубой снег. Егор вышел из дверей школы и с удовольствием вдохнул уже не морозный, а весенний, прохладно-свежий воздух. Как же пронзительно весело блещет солнце, какое хрустальное лазоревое небо, как на картине Левитана “Март”! Егор очень любил март. Пора предвкушений, ожиданий; зарождение чего-то чудесного, прекрасного, нового… самой любви! Победа жизни над смертью, добра над злом, победа над зимой. Если питерский май окончательно наливался тягучей сексуальной истомой, будто эрекцией, то март только сулил, едва обозначал её; это был девственный, чистый, как родниковая вода, месяц, обещавший в недалёком будущем очень много приятного, целые месяцы удовольствий, которые только может подарить лето.

Уроки сегодня закончились рано, в полдень, и Егору оставалось только пересечь внутренний школьный двор, выйти за решетку и перейти небольшой пустырь, чтобы оказаться дома.

Он шел по пустырю, курил и вслушивался в хруст рыхлого талого снега. Когда-то, много лет назад на этом пустыре у него произошла неприятная стычка с дворовым хулиганом, угрюмым прыщавым бугаем, старше его на несколько лет и на голову выше. Этого бугая натравила на Егора одноклассница, девица симпатичная физиономией, но наглая и хамоватая, не преуспевшая в учебе, перебивавшаяся с тройки на двойку, зато якшавшаяся со всей дворовой кодлой и хулиганьем из неблагополучных семей. Сейчас эта девица, как слышал о ней краем уха Егор, уехала из здешних мест и работала эскортницей или что-то вроде того.

В тот раз Егор проявил себя достаточно мужественно и дал отпор нахалу, который проходя мимо, сильно и больно толкнул всем своим телом не ожидавшего нападения Егора в плечо, едва не свалив в грязь. Один на один такие хулиганы не слишком активны, и Егор, устояв на ногах, ответил, несмотря на габариты бугая, сильным толчком. Вдобавок он пообещал бугаю проблемы (он не знал, какие проблемы он может устроить этому дураку на самом деле, но обида была слишком велика, чтобы смолчать, тем более велика, что девица-одноклассница стояла неподалеку, с удовольствием наблюдая за конфликтом, и подначивала своего дружка-хулигана не робеть и вздуть Егора как следует). Бугай не стал продолжать и пошел своей дорогой, а Егор своей. Его трясло от пережитого страха и стыда. На следующее утро, придя в школу на уроки, он подошел к той девице и дал ей оплеуху, прямо на глазах у ее подруг. Он повторил ей то, что сказал бугаю – что у него будут проблемы. Девица разрыдалась и убежала в уборную.

Смелость Егора обернулась для него неприятностями. Несколько раз в разных местах его поджидал бугай, теперь уже не в одиночку, а со своими дружками. Егору повезло, его никогда не били, только, что называется “прессовали”, толкали толпой, обещали переломать руки, сделать инвалидом, пару раз не сильно схватили за горло. На этом, собственно говоря, и всё. Интеллигентное питерское хулиганье, подумал с усмешкой Егор, миновав пустырь.

Дома Егор не рассказывал об этих конфликтах, не просил помощи у старших. Об этом не могло быть и речи. Мать, естественно, бросилась бы разбираться, устроила бы скандал с криками, бранью, выяснением отношений с родителями хулиганов, если таковые имелись; возможно, привлекла бы милицию. На такое Егор пойти не мог, он скорее дал бы себя избить. Это был позор – дать защищать себя матери. А отца у него не было, тогда уже не было.