Скитания Анны Одинцовой

На моей душе покой и умиротворение, и даже на какое-то время мои научные занятия показались мелкими и никчемными по сравнению с величием и высокой поэзией жизни. Мы (цивилизованные люди) в поисках смысла жизни уходим все дальше от самой жизни. Каждое утро открывать глаза навстречу новому дню и есть настоящая жизнь, а настоящее счастье еще и в том, что рядом с тобой твое собственное продолжение, воплощение в плоть и кровь чувства любви. Как рад и счастлив Танат! Он мне украдкой шепнул: какой я был дурак, когда порой жалел, что не уехал в Анадырское педагогическое училище. Он буквально затопил и окружил меня нежностью и пользуется каждой минутой, чтобы взять на руки нашу Тутынэ. Он поет ее Песнь Наречения как колыбельную. И все же на душе иногда бывает тревожно, точно в эти тихие дни откуда-то дохнет стужей, словно затаившийся в какой-нибудь лощине зимний ветер вдруг решает продолжить свой прерванный путь. Ленинград, университет, аспирантура не только не вспоминаются, а даже и перестали сниться. Все это кажется таким далеким, почти нереальным. Для того, чтобы продолжать записи, мне иногда приходится прилагать усилие, чтобы возвратиться в русский язык. Что же касается чукотского языка, то он отнюдь не так примитивен и прост, как утверждают некоторые европейские лингвисты. И никакого особенного «первобытного мышления» на самом деле не существует. Это упрощенное толкование мышления здешнего человека происходит от скудного, поверхностного знания языка и жизни людей. Как мне признавался Ринто, он тоже порой удивлялся, как плоски и неглубоки мысли тангитанов. Но у него, в отличие от европейских ученых, хватало ума относить это на свой счет, объяснять это впечатление собственным слабым знанием русского. Чукотский язык полностью соответствует той жизни и тому миру, который окружает человека тундры и морского побережья. Что касается будущего, то мои новые сородичи не заглядывают далеко вперед, редко даже планируют завтрашний день. Потому что он будет в точности такой же, как и сегодняшний, если не случится резкого, неожиданного, изменения погоды. Из далеких мечтаний — время весеннего отела и лето, когда тундра освобождается от снега, ласковое тепло ложится на закаменевшую от мороза землю, медленно ее отогревая…»

Анна вздрогнула, и карандаш едва не выпал из ее пальцев. Опять этот взгляд! Всепроникающий, пронзающий насквозь, источающий ненависть. Катя ни разу не улыбнулась ребенку, не взяла на руки новорожденную, которую хотели подержать все жители стойбища от мала до велика. Кроме Кати. Она была безучастна, равнодушна, и голос ее всегда был ровным, тихим.

Катя молча взяла правую руку Анны, раздвинула пальцы и пощупала мозоль на сгибе указательного пальца правой руки.