Скитания ворона

— Видал? Сам Чебриков! И Крючков! И Градусов! И Сыроежкин!..

Эти фамилии Нилу ровным счетом ничего не говорили, сидящие напротив были для него всего лишь незнакомыми мужчинами, немолодыми и несимпатичными, обряженными в одинаковые темно-синие костюмы с одинаковыми бордовыми галстуками и одинаковыми красными значками на лацканах.

Дядя в бинокулярах откашлялся в микрофон. — Дорогие товарищи! Разрешите мне в этот торжественный для всех нас день от имени и по поручению…

Голова Нила свесилась на плечо… Лиз, живая, веселая, гордая, сказочно прекрасная Лиз гарцевала на вороной лошадке, изящной и тонконогой. Ее длинные волосы белокурой волной струились по ветру, лицо, обращенное к нему, лучилось нежным, прозрачным румянцем.

— Догоняй! — ее голос рассыпался хрустальными нотками челесты — небесного клавесина.

И он побежал за ней, легко перепрыгивая с облака на облако.

— Лиз!

Он протянул руки, и она упала в его ладони картинкой на невесомом листочке белого картона.

Сдерживая дрожь, Нил вгляделся в лицо наездницы. Рисунок был очень точен.

— Кто это на лошади?

— А. Это Лиз, Элизабет Дальбер. Когда-то я уговорила ее остаться учиться в России. Может быть, и зря уговорила… Хотя, наверное, ничего в этой жизни не бывает зря…

Таня Захаржевская взяла рисунок из дрожащих пальцев Нила и положила на откидной столик рисунком вниз. Белая изнанка была девственно чиста.

— Прошлое все равно остается с нами, Нил, — сказала Таня. — И если сегодня мы живы, если способны любить и быть любимыми, значит, нет в этом прошлом ничего такого, о чем стоит жалеть.

Она откинулась на плюшевую спинку дивана и замолчала.

«Увидеть Париж и умереть, увидеть Париж и умереть…» — настукивали где-то внизу колеса.

— Таня… А куда идет этот поезд? Таня подышала на вагонное стекло, и на помутневшей поверхности проступило слово «Занаду»…

Асуров тряс Нила за плечо.

— Ну давай же, очнись, ты, чучело! Твоя очередь…

Нил вздрогнул, встряхнулся.

— Ах да, извините…

— Баренцев Нил Романович! — повторил председательствующий.

Нил стал пробираться к проходу. Бойцы невидимого фронта поджимали ноги, пропуская его.

— За мужество и героизм, проявленные при выполнении особо важного задания Родины… — чеканил голос с трибуны.

Нил сошел с ковровой дорожки и сделал первый шаг по блистающему наборному паркету. До трибуны оставалось еще с десяток.

— Орденом Красной Звезды…

Ноги на скользких подошвах выстрелили вперед одновременно. Нил взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и под оглушительный треск лопающихся швов, медленно и красиво, как в кино, опрокинулся навзничь и покатился вперед, набирая скорость. Ноги, как две крылатые ракеты, неслись прямо на трибуну. Председательствующий согнулся, прикрываясь руками и пронзительно, по-бабьи заверещал.

Острые носы лаковых штиблет протаранили трибуну и, не встретив сопротивления, с ускорением въехали в стену, протащив сквозь древнюю кладку и всего остального Нила.

Он пролетел над кремлевской стеной, над приплюснутым кубиком мавзолея, над Красной площадью, прямо в пламенеющий закат.

Холодные лучи на мгновение ослепили его, а потом он увидел, впереди и внизу, аквамариновую морскую безбрежность и крохотный зеленовато-коричневый треугольник суши. Островок стремительно приближался, вырастая навстречу, и уже был виден кремовый купол Занаду, и цветники, и радужный фонтан, и три человеческие фигурки перед фонтаном. Стройная рыжеволосая женщина, седобородый старик, и между ними — беленький, вихрастый мальчишка. Подняв головы, они смотрели на его приближение, улыбались и махали руками…

ЭПИЛОГ

Ворон был очень большой, очень черный и очень наглый.

Он сидел на макушке массивного гранитного креста и смотрел на Нила круглым агатовым глазом.

— Здравствуй, брат, — тихо сказал Нил. — Видишь, какая история… Линда, потом Лиза, теперь вот Таня… Судьба, значит, такая — кружить черным вороном над могилами любимых…

— Мр-рак, мр-рак! — картаво согласился ворон. Оградки возле креста не было, и цветы лежали прямо на траве. Нил наклонился, присовокупил свое подношение — пышную белую розу на длинном стебле. Разгибаясь, в который раз встретился взглядом с позолотой букв, высеченных на кресте:

"Tanya Darling.

1956–1988.

Blessed Are the Meek for Thеу Shall Inherit… "

<Блаженны кроткие, ибо они наследуют… (англ.)>

— Кыш-ш!

Нил обернулся на шипение за спиной. Кладбищенский служитель, старый и морщинистый, в черной ливрее с серебряным позументом согнал ворона с креста. Впрочем, тот улетел недалеко — опустился на соседнюю могилку и оттуда наблюдал, что же будет дальше.

— Зря вы его, — сказал Нил. — Мы так славно беседовали…

— Непорядок, сэр, — отозвался служитель. — Развелось их тут. Галдят, гадят, беспокоят клиентов…

— Да неужели?

— Я о посетителях, сэр.

Нил отвернулся, но служитель явно не хотел прекращать беседу.