Скитники

Но и Смельчак тоже хорошо знал своих гонителей, особенно Корнея, чуя в нем сильного противника, тушуясь даже от одного его уверенного и проницательного взгляда. Волк привык видеть в глубине зрачков любого встретившегося ему на пути существа затаившийся страх, часто панический, в глазах же этого парня горел особый огонь, а взор был спокойный и неустрашимый. Хотя он и смущал Смельчака но, вместе с тем, непостижимо притягивал, вызывал желание вновь скреститься …

Осмотрительно избегая прямой стычки с Корнеем, Смельчак, чтобы доказать свое превосходство, задумал прикончить его верного товарища - Лютого. Да и сама стая давно точила клыки на слишком независимого и ловкого кота. Но предусмотрительный Лютый спал только на деревьях, а уж чуткости у него было несравненно больше, чем у волков. Однако удобный случай своре вскоре представился.

По следам волки поняли, что кот повредил лапу. И действительно, когда они вскоре увидели рысь, она сильно хромала. Не воспользоваться этим было глупо, и вожак с ближайшими сподручниками пустились в погоню по склону крутого отрога. Спасаясь от преследователей, рысь побежала, заметно припадая на переднюю лапу. Бежала она с трудом и дважды даже неловко растянулась на камнях. Свора, вдохновленная доступностью жертвы, прибавила ходу и уже предвкушала скорую расправу, но, почти настигнутый, Лютый успел заскочить на узкую горную тропу и скрыться за скалистым ребром, где в засаде стоял Корней с дубиной. Он пропустил рысь, а затем по очереди молча посшибал в пропасть всех волков, выбегавших из-за поворота.

Благодаря понятливости и бесстрашию Лютого, хитроумный замысел удался на славу. Кот, гордый убедительной игрой, подошел к другу. На дне пропасти грудой лежали разбившиеся о камни разбойники. Но самым невероятным во всей этой истории было то, что Смельчак, повинуясь своему особому чутью, остался внизу. Увидев сияющего Корнея, спускавшегося с вполне здоровым Лютым, он понял, что предчуствие его и на этот раз не обмануло. Проводив недругов ненавидящим взглядом, Смельчак осторожно поднялся по тропе и обнаружил, что все его сподручники погибли.

Утрата верной шайки была для него сильнейшим ударом. Лишь на следующий день, оправившись от потрясения, он разыскал основную стаю в глухом распадке. Волки дремали, лениво развалившись в самых немыслимых позах, в тени деревьев. Заметив Смельчака, они по привычке встали, но смотрели на него напряженно, даже враждебно. Воспользовавшись его отсутствием, верховенство в стае захватил Широколобый. Видя, что вожак один, без свиты, он осмелел и подчеркнуто демонстрировал свое непочтение.

-Что, хочешь помериться силой? Давай! - говорил он своим видом.

Смельчак понимал, что должен во что бы то ни стало осадить самозванца, но праздный образ жизни последних лет не прошел даром: он утратил былую силу и ловкость. Однако, даже отдавая отчет, что может уступить Широколобому, Смельчак не мог добровольно сдать власть: гордыня не позволяла.

Склонив набок голову, Широколобый настороженно следил за каждым движением вожака. Чуть приоткрытая пасть придавала его морде выражение уверенности в победе. Взбешенный Смельчак подскочил к нему. Соперники, ощерившись, встали друг против друга, демонстрируя решимость отстоять право быть вожаком. Стая напряженно наблюдала за соперниками.

Уже были показаны белые, как снег, клыки, поднята дыбом на загривке шерсть, гармошкой сморщен нос, неоднократно прозвучало устрашающее рычание, а они все стояли, не двигаясь с места. Наконец Широколобый, отступая назад, принудил Смельчака пойти на сближение, а затем сделать бросок. Широколобый только и ждал этого: отпрянув в сторону, он неуловимым боковым ударом лапы сбил противника с ног и, нависнув над ним, принялся остервенело трепать его загривок.

Смельчак вырвался, но сильно ударился головой о сук дерева и, метнувшись в чащу, помчался прочь. Еще никогда он не чувствовал себя таким униженным и опозоренным.

Давно заглохли последние верховые запахи стаи, а Смельчак все шел и шел, кипя от бессильной злобы. Наконец он добрался до местности, где зияли темные глазницы пещер. Эта окраина Впадины была богата зверьем, а следы пребывания людей здесь вообще отсутствовали.

Постепенно Смельчак свыкся с участью изгоя и стал жить бирюком. Иногда, правда, наваливалась невыносимая тоска, но, не желая выдавать себя, он воздерживался от исполнения заунывной песни о своей горькой доле. В такие минуты он лишь тихо и жалобно скулил, уткнув морду в мох.