«Третий предмет на 3-м курсе читал профессор Басов (имени не помню), известный немцам тем, что первый в Европе сделал желудочную фистулу собаке (с какой целью, не знаю). Читал он по собственным литографированным запискам, где все относившееся к болезни было разбито на пунктики под номерами. Случалось, что звонок, кончавший лекцию, останавливал ее, например, на 11-м пункте перечисления болезненных симптомов. Тогда в следующую лекцию Басов, сев на кресло, почешет нижнюю губу, улыбнется и начинает: 12-е, т. е. начинает с пунктика, до которого была доведена предшествующая лекция. Нужно ли говорить, что чтения происходили без всякой демонстрации и без малейшего повышения тона. С таким же характером читалась им и офтальмология. Чтобы показать, как действует рука оператора при операции снятия катаракта, он завертывал губку в носовой платок, придавал этому объекту, зажатому в левой руке, шарообразную форму, а правой рукой производил все оперативные эволюции».
Возможно, Николай Склифосовский мог бы тоже писать подобные заметки, но не делал этого из-за отсутствия времени. Бедность вынуждала его постоянно искать подработку. А Иван Сеченов происходил из богатой дворянской семьи, говорил на немецком и французском языках. Учеба на медицинском факультете стала для него уже вторым высшим образованием. Первое он получил в Николаевском инженерном училище Петербурга, где его произвели в офицеры. Решение стать врачом он принял уже позднее, под влиянием некой Ольги Александровны, фамилия которой осталась неизвестной. В своих «Записках русского профессора от медицины» Сеченов подробно описал годы учебы в стенах Московского университета.
В письменных источниках нет очевидных подтверждений личного общения студентов Николая Склифосовского и Ивана Сеченова — эти два выдающихся человека учились на разных курсах и происходили из разных сословий. Но все-таки один и тот же факультет объединял их целых два года, и по воспоминаниям Сеченова можно с немалой достоверностью воссоздать атмосферу, в которой учился наш герой. Например, оценить, насколько сильно помогло ему изучение древних языков, которыми он увлекался в Одесском сиротском доме. Сеченова, судя по всему, этот момент застал врасплох, несмотря на уже имеющееся высшее образование:
«…Анатомию читал тогда профессор Севрук ежедневно с 8 до 10 утра; поэтому первая лекция, на которую я пришел, была его. Прихожу и слышу, к немалому моему огорчению, что он читает по-латыни. Меня это, конечно, озадачило, потому что в памяти из детских лет осталось только уменье читать… пришлось подумать об изучении латинского языка, а в какой степени нужно было изучить его для вступительного экзамена и для дальнейших университетских лекций, я не знал. Выручило меня из этого затруднения знакомство со студентом филологом Дм. Визаром, научившим меня, как приняться за дело».
Из воспоминаний Ивана Сеченова можно также получить представление о требованиях, которые в то время медицинский факультет предъявлял своим абитуриентам. В число приемных испытаний входили предметы, показывающие культурный уровень поступающего.
«По истории экзаменовал Грановский; отвечал я, должно быть, неважно: экзаменатор все время молчал и поставил мне 4. По русскому языку требовалось написать сочинение на тему „Любовь к родителям“. Я написал о значении матери для Шиллера и Гёте. Экзаменатором был Буслаев. Прочитав мое сочинение, он спросил, читал ли я Гёте и Шиллера, и, получив удовлетворительный ответ, поставил мне 5. Из математики экзаменовал проф. Зернов. Помню, что я вытянул билет о подобии треугольников… Из латыни заставили перевести несколько строчек из Саллюстия».
При этом Иван Сеченов относился к процессу обучения весьма критично и даже сильно разочаровался в медицине на третьем курсе. Как ни странно, это привело его в итоге к поприщу ученого, на котором он достиг мировой известности. В описании общения с филологом Дмитрием Визаром есть такие строки: «…знакомство с такой семьей было для меня большим счастьем, особенно если принять во внимание, что медицина тогдашнего времени как наука содержала в себе очень мало культурного». Еще одна запись гласит: «Виной моей измены медицине было то, что я не нашел в ней, чего ожидал, — вместо теорий голый эмпиризм».
В итоге весь третий курс Иван Сеченов провел, страстно увлекшись философией и психологией и подружившись с поэтом Аполлоном Григорьевым. Тот, в свою очередь, познакомил будущего медика с выдающимся драматургом Александром Николаевичем Островским. Надо отметить, что Склифосовский также стремился к культурному времяпровождению, посещал музыкальные салоны и дружил с Александром Порфирьевичем Бородиным, но это происходило значительно позже, когда он уже вернулся в Москву в качестве знаменитого хирурга.