Читаем Склифосовский полностью

Только начиная с эпохи Возрождения гинекология постепенно начала обретать научную базу, очищаясь от привычных суеверий, предрассудков и мистики. На это потребовались усилия врачей не одного поколения. Хоть и не сразу, но рациональное мышление послужило толчком к развитию практики. В 1818 году французский врач Жозеф Рекамье изобрел рукавное цилиндрическое зеркало, которое используется и сегодня, а немного раньше американец Эфраим Макдауэлл провел первую овариотомию[46]. Именно в Америке в 1855 году открылась и первая гинекологическая больница. Ее главный хирург славился своим мастерством, которое, к слову сказать, развил, тренируясь на темнокожих рабынях. Разумеется, анестезия, даже примитивная, им не полагалась.

В России становление акушерства связано с именем Павла Захаровича Кондоиди (1710–1760), архиатра — старшего врача Медицинской канцелярии, учрежденной вместо Аптекарского приказа в 1723 году согласно реформам Петра I. Он в 1754 году впервые произвел учет повивальных бабок, подвергнул их экзаменам и открыл в Санкт-Петербурге и Москве «бабичьи школы» для подготовки акушерок. Московская школа в 1801 году была преобразована в Повивальный институт при Императорском Московском воспитательном доме. В Петербурге ученик Николая Пирогова, Александр Китер[47]

, впервые в России произвел в 1842 году чрезвлагалищное удаление матки, пораженной раком, и написал позднее первый русский учебник гинекологии.

История акушерства в Одессе начинается с небольшой палаты в старой городской больнице. Как и в Европе того времени, беременных вели «повивальные-бабки» или «повитухи». Они и стали прообразом современных акушеров. Несмотря на название, у этой профессии не было ничего общего с народным повиванием — на сахар ребенка никто из родовых путей не выманивал и отварами полыни не поил. А для того чтобы стать повитухой, нужно было пройти специальные курсы и получить документ, разрешающий заниматься такой деятельностью.

В 1878 году благодаря помощи новороссийского и бессарабского генерал-губернатора и командующего войсками Одесского военного округа Павла Евстафьевича Коцебу на углу улиц Старопортофранковской и Градоначальницкой выстроили здание повивальных курсов, куда через несколько лет переехало родильное отделение из городской больницы.

Акушерскую и гинекологическую клиники в Москве объединил только в 1923 году советский акушер-гинеколог Михаил Сергеевич Малиновский.

Итак, в XIX веке медики взялись за изучение женского организма и достаточно преуспели. Но отношение к женщине в обществе оставалось прежним. Особенно это касалось простого народа, в котором уважение и даже некоторый страх перед беременностью вовсе не означали привилегий для беременных.

Многим из нас приходилось слышать фразу: «Раньше в поле рожали и ничего». Ее произносят, романтизируя якобы «здоровое» прошлое. На самом деле в поле женщина рожала, если не успевала дойти до дома (точнее — до бани, где жители русских деревень считали рожать наиболее правильным). Такое случалось довольно часто, поскольку о декретном отпуске никто не слышал, беременные работали наравне со всеми. Да и после рождения ребенка крестьянка почти сразу же приступала к своим обычным обязанностям. От работы могли освободить, если только родильница вообще не могла ходить от потери крови. Правда, скорее всего, в таком случае она бы не выжила, ведь переливание крови и прочие мероприятия, которые стандартно проводятся в аналогичных ситуациях сегодня, в XIX веке не делали[48]. Женская смертность при родах была огромной, причем во всех сословиях, не исключая аристократического.

Вернемся к диссертации Николая Васильевича. Он действительно выбрал крайне актуальную тему. В его время «кровяная околоматочная опухоль», или, говоря проще, патологическое скопление крови в околоматочной клетчатке, случившееся из-за травмирования мелких сосудов, — являлась очень распространенной женской бедой. Этот недуг можно воспринимать, как своеобразный маркер жизненных условий женщины в XIX веке. А они были порой просто нечеловеческими. Помимо недопустимо тяжелых физических нагрузок во время беременности имели место подпольные аборты, совершаемые самыми варварскими способами.

Один из таких способов описан в книге Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого». Советский врач-гинеколог демонстрирует последствия подпольного аборта партийному работнику:

«Внутри матки находилась проросшая луковица. Чудовищная битва между плодом, опутанным плотными бесцветными нитями, и полупрозрачным хищным мешочком, напоминавшим скорее тело морского животного, чем обычную луковку, годную в суп или в винегрет, уже закончилась.

— Прошу обратить внимание. Это беременная матка с проросшим луком. Луковица вводится в шейку матки, прорастает. Корневая система пронизывает плод, после чего извлекается вместе с плодом. В удачном случае, разумеется. Неудачные попадают ко мне на стол или прямо на Ваганьково… Вторых больше…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное