Скоро будет буря

Как это хорошо, думал Мэтт, что маленькие девочки не знают правды о своих любимых дядюшках. Сам он, по его собственному добродушному признанию, был ленив, бесполезен и сластолюбив. Во всех этих трех областях, подчеркивал он обычно, его следовало признать по меньшей мере чемпионом. На поприще работы он зарекомендовал себя летуном, перепробовав в свое время почти все возможные виды деятельности. Лишь один элемент в его впечатляюще пестрой автобиографии мог похвастать завидным постоянством: тот срок, который требовался Мэтту, чтобы уйти с работы. Бросив университет, он окончил бухгалтерские курсы, но работал недолго. Сплошная скукотища. Прошел другие курсы – учительские. Сплошная показуха. У него обнаружился талант детского воспитателя. Сплошной настольный теннис. Какое-то время он болтался в Штатах. Затем болтался в Таиланде, а потом в Париже, и уже начинало казаться, что вся его жизнь сведется к сплошному болтанию. Позднее он работал страховым агентом. Сплошное манипулирование людьми. Эту деятельность он променял на обработку статистических данных маркетинговых исследований. Сплошной экзистенциальный ангст [7].

– Кто? – вскричала Крисси, ибо к этому времени их знакомство уже состоялось. – Кто-кто сплошной?

– Черные мысли, – пояснял он. – Сидишь себе, считаешь, сколько мюслей съедает за завтраком среднестатистический рабочий… и вдруг делается страшно, аж жуть.

Мэтт познакомился с Крисси во время парижского периода своей жизни. В собственных глазах он был чем-то вроде свободного художника с Левого Берега [8], однако, будучи спрошен, признавал, что является живописцем без кистей, поэтом без слов. Он провозглашал намерение создать нечто под названием «контрмедиа» – форму искусства, которая существует только в уме того, кто ее выдумывает. Предполагалось, что это шутка, но Мэтт шутил таким образом с разными людьми столь часто, что и сам почти начинал верить в собственную находку и даже порою подумывал, нельзя ли таким образом зарабатывать деньги. Однако, чтобы действительно создать систему «контрмедиа», пришлось бы страдать, голодать и терпеть лишения, и, конечно, Мэтту такая перспектива совсем не нравилась. Он зарабатывал гроши курьером-носильщиком в туристических лагерях, мойщиком посуды, распространителем рекламных листовок, приглашающих на ночные дискотеки.

Однажды на Севастопольском бульваре он увидел, что к нему приближается девушка, одетая и загримированная в стиле «гот» [9].

В необычно жаркий день – один из первых дней апреля – пот пробивался сквозь слой ее белого грима.

– Возьми листовку. Похоже, тебе жарко.

– Все из-за этих черных одежек, – ответила она по-английски.

Он не имел в виду жару этого сорта. Он имел в виду, что ее выпуклости так и рвутся проложить себе путь на волю из черных джинсов.

– Дай сигарету. Она дала.

– Угости меня кофе, – сказал он полчаса спустя.

Она угостила.

– Разденься, – сказал он вечером, в ее убогой комнатушке.

Она разделась.

Но вот Крисси приняла душ, сняла с кожи жирную косметику, – и Мэтт был потрясен тем, что явилось из треснувшей ракушки. Она светилась, как влажное молодое зернышко. От нее исходил запах, словно от ядрышка какой-нибудь разновидности ореха. Вкус ее рта напоминал миндаль, и даже слюна отдавала привкусом аниса.

Ему хотелось насытиться ею, поглотить ее без остатка. Ее аромат сводил его с ума. Он глубоко дышал и творил некое неведомое таинство с помощью эманации ее тела. Неповторимое благоухание ее женского начала возбуждало в нем почти религиозный экстаз, мистически преображающий ее вагину в символ причастности к высшей жизни. Ладан ее гениталий курился в воздухе, насыщая его дыхание пряным сгущающимся туманом, который доводил его до изнеможения. Он выныривал в яркий свет каждый раз, словно человек, заново рожденный, одаренный новой душой. Ее чары разжигали в нем священный ужас.

В течение трех дней – за исключением тех минут, которые требовались для удовлетворения естественных потребностей или для коротких вылазок за пищей, – они не покидали кровати. Время от времени он бросал взгляд на кучу черного тряпья, сваленного в углу, на каблуки-шпильки, кружевные перчатки, декоративные побрякушки фирмы «БМВ» и каждый раз изумлялся: неужели под всем этим скрывалась белая маска с алыми губами. Его преследовала мысль, что из-под «готской» атрибутики выполз какой-то плотский дух – то ли новое животное, то ли суккуб – женщина-демон, совокупляющаяся с мужчиной во время сна.

Впоследствии Крисси не раз говорила о том времени, что Мэтт спас ее от Парижа. Но Мэтт знал, что это она

его спасла.

– Что ты вообще делаешь в Париже? – спрашивала она.

– Не знаю.

– И я не знаю.

– Раз так, давай домой.