Скоро будет буря

– Так чего ж ты об этом не сказал? Мы бы могли остаться дома.

– А я думал, ты знаешь, – ответил Мэтт. – Я думал, ты всегда определяешь, что настоящее, а что – нет. Это хорошее вино? Бет нам сказала, что у тебя СПИД.

Джеймс осушил бокал, поставил его на тумбочку и сложил перед собой руки.

– Сказочное.

– Вообще-то, можно было бы нам сказать. Так или иначе.

– А что ты предлагаешь? Официальное объявление за ужином? Или простенький пресс-релиз?

– Я знаю, что как минимум две женщины из нашей компании были бы тебе очень благодарны, если бы ты не относился к этому так иронично.

Джеймс вылил остатки вина в стакан.

– Тебе-то что на сей счет известно? Ты перестал у нас работать еще до этого.

– Но некоторое время еще обедал с бывшими коллегами. И до меня долетели обрывки кое-каких сплетен.

– Нет, Мэтт, спасибо тебе за твои добрые, хотя и не вполне деликатные вопросы. У меня нет СПИДа, и ВИЧ, если уж на то пошло, тоже нет.

– Хорошо. Хорошо бы кто-нибудь сообщил это Рейчел. И еще хорошо бы уведомить об этом Бет и Джесси, которые заняты тем, что объявляют о твоей кончине. И еще ты мог бы мне сказать, что конкретно с тобой не в порядке.

– Да я просто болен, Мэтт.

– Как именно болен?

– Голова кружится. В обморок падаю. И что-то вроде одышки. Доктора говорят, симптомы как у инфекционного заболевания. Как от паразита. Тропического паразита.

– Да ты же в жизни своей к тропикам не приближался!

– Они говорят, что симптомы похожи на те, которые вызываются тропическим паразитом. Только они найти его не могут. В смысле – не могут определить. Не могут обнаружить.

– То есть они не могут определить твой недуг, – сделал вывод Мэтт. – Понятно.

– Слушай, я не хотел бы, чтобы ты об этом что бы то ни было рассказывал, понимаешь? Вообще ничего. Обещаешь?

Мэтт не успел ничего пообещать, так как в дверях бесшумно, как лучик света, появилась Бет.

– Здравствуйте, миссис Кролик, – сказал Джеймс.

– Я – сигнал к обеду.

– Правда? А я не слышал никакого гонга. Мэтт, ты слышал?

– Бом-м, – ответила Бет. – Бом – бом – бом.

14

Что рассказать? И о чем умолчать? До какой степени наставнице – действительно добросовестной наставнице – дозволено быть откровенной с развитой не по годам девочкой, шокирующей родителей вопросами о некрофилии и «золотом дожде»? Главным принципом должна стать честность. Если вообще возможно соблюдать этот принцип, излагая чью-либо историю. Однако от тебя вовсе не ожидают, что ты расскажешь о себе все, включая собственные взлеты и провалы. Прости же мне, Господи, грехи и заблуждения моей юности.

Наставница Джесси рассматривает себя в зеркале, пытаясь найти наиболее правдивое отражение. В конце концов, память – это кривое зеркало. Что сказало это животное? «Не затуманивай стекло».

Кончиком языка касаешься своего отражения в зеркале. Не допуская затуманивания стекла. Одновременно поднимаешь правое бедро (так, чтобы его внутренняя сторона оказалась параллельна самому туалетному столику), отводя голень вбок и пронзая ступней воздух. Сохранять такое положение в высшей степени неудобно и довольно болезненно из-за натянутого сухожилия у коленного сустава.

– Та-та-та, бестолковая ты девка, из-за тебя все зеркало запотело! – Малькольм, появившийся у нее за спиной с тряпкой и аэрозолем, оттаскивает ее от зеркала. – Слезай, я протру стекло.

Освобождаешь место у туалетного столика, в то время как Малькольм приступает к чистке зеркала. Складываешь руки на груди и скрещиваешь ноги в лодыжках – уступка благопристойности. Тряпка в руке Малькольма протестующе скрипит при энергичном трении о стекло.

– Ну вот. Больше не дыши на него.

– Я постараюсь вовсе не дышать.

Он дергает резинку пояса, на которой держатся подвязки; резинка больно хлопает ее по ягодице.

– Возвращайся на прежнее место и следи, чтобы зеркало было чистым!

Серьезно подумываешь о том, чтобы вернуть Малькольму его деньги. Затем снова размышляешь о Франции и Дордони. В заключение решаешь возмутиться:

– Здесь холодно.

– Жалуйся в свой долбаный профсоюз.

Белые чулки, подвязки, белые туфли на высоких шпильках. Нейлоновая ткань слегка цепляется за неровности красного дерева, когда она вздергивает ногу вверх и ерзает по столику, выбирая наиболее удобное положение для ягодиц. Но только после того как она прикоснется кончиком языка к своему зеркальному отражению, послышится щелчок затвора автоматизированной камеры Малькольма. Резкая боль в сухожилии заставляет ее подтянуть колено обратно.

Малькольм снова высовывается из-за своей камеры.

– Да нет же, тупица неотесанная, ты должна оставаться раскрытой! Дошло до тебя? Концепция тебе понятна?

В очередной раз вынужденная слезть на пол, повернувшись к нему лицом, она роняет руки вдоль тела.

– Да, по-моему, я улавливаю «концепцию». Вряд ли мне потребуется ученая степень доктора философии Кембриджского университета для постижения – в общих чертах – этой вшивой концепции, которая сводится к тому, чтобы продемонстрировать тебе мою промежность.