Скоро полночь

— И предводитель вашей варны мог бы приказать уничтожить ядерным ударом делегатов от тапурукуара, если бы они занялись не тем, что нужно вам? — впервые сказал свое слово Антон.

Теперь он понял ситуацию. О кастовых цивилизациях, весьма распространенных в обозримой Вселенной, форзейль знал бесконечно больше, чем любой из присутствующих. В том числе и на собственной шкуре. На самом деле, везде одно и то же. Даже скучно.

— Нет, мы — не можем… — В голосе дуггура прозвучало понятное без любых трансляторов отчаяние от невозможности объяснить людям безвыходность положения.

— Прости, Андрей, — сказал Антон. — Сворачиваем болтовню. Это бессмысленно. Мельница. Ваши мысли не позволяют ему говорить самостоятельно. Отключитесь, вы же умеете!

Новиков с Шульгиным постарались изо всех сил.

Сам Антон начисто выбросил из ноокортекса все старательно внедренные в него и культивируемые в течение двух веков системные признаки

землянина. От которых он не захотел избавляться даже по настоятельному совету Учителя, Бандар-Бегавана. За которые загремел на бессрочную каторгу.

Все почти в тот же миг увидели на лице Шатт-Урха глубочайшее изумление.

Тот внезапно ощутил, всем набором имеющихся у него органов чувств, контакт с абсолютно чуждой его примитивному разуму сущностью. Чей внутренний мир был еще более непонятен дуггуру, чем юному радиолюбителю двадцатых годов, постигшему тайны детекторной связи, схемы цветного телевизора «Рубин».

Даже аггры, которых они в какой-то мере изучили, были им понятны, за счет своей настройки на человеческий образ мышления. Форзейль же архетипически стал абсолютно неконгруэнтен.

Одновременно погасли исходящие от людей, сидящих перед ним и находящихся за пределами этого помещения, доступные Шатт-Урху сигналы. Любые. Вербальные и эмоциональные. Из всех чувств у него осталось только зрение.

На дуггура навалился, как дорожный каток на консервную банку, напор непредставимой Воли. Никакой, но страшной.

В ставшей пустой голове Шатт-Урха голос Антона зазвучал, как удары многотонного церковного колокола. Причем — на его собственном языке.

— Ты понял, ничтожный, что сопротивляться бесполезно?

— Я понял, Величайший.

— Через какой отрезок здешнего времени может последовать следующий удар? И откуда? Думай и отвечай быстро, иначе погибнешь не только ты, но и вся ваша раса. Мне нет нужды разбираться в степенях виновности. Вы для меня — никто!

Люди второй половины ХХ века привыкли жить под дамокловым мечом грядущей термоядерной войны. Хрущев говорил: «Мы вам покажем кузькину мать» (имея в виду бомбу в сто мегатонн), Рейган обещал сокрушить «Империю зла» «звездными войнами», но за протекшие после сорок пятого года десятилетия человечество настолько привыкло к подобной риторике, что никто, кроме самых психически неуравновешенных индивидов, всерьез эти угрозы не воспринимал.

Шатт-Урх же все понял буквально. А куда ему было деваться?

Он быстренько что-то и как-то подсчитал.

— При нормальном прохождении информации и команд, если вопрос дойдет до уровня Рорайма (нечто вроде Совета предводителей мыслящих варн), повторный удар нанесен быть не может. Не должен, — поправился он. — Если бы я мог выступить на Совете…

— Не сможешь, — услышал он холодный ответ. — Второй вариант?

— Я могу ошибиться, но старшие тапурукуара, получив информацию о неудаче первого удара от итакуатиара (инженеры-наблюдатели, подобные тем, с которыми встретились Шульгин и Удолин на станции в пещерах), смогут его повторить через три-четыре часа по вашему времени…

— Откуда они могут узнать о неудаче? Там только выжженная на два метра вглубь земля.

— Я продолжаю излучать мыслеволны, твои друзья, о Величайший, тоже. Волны каждого из них записаны, проанализированы, внесены… И весь этот корабль, где мы находимся, светится. Они могут выстрелить

сюда.

— А я — нанести ответный удар сейчас же, — тоном Саваофа объявил Антон. — Волновой удар вдоль канала связи твоего мозга с остальными! В десять гигаватт!

— Да, можешь. И уничтожишь непонимающих вместе со всем моим народом. Мысли Рорайма — это единственное, что сохраняет единство расы. Сотрешь эти мысли — останется три миллиарда особей, руководимых только низшими инстинктами.

— Ну и что? Вы для нас никогда не существовали, значит, ничего не изменится и впредь.

— Ты снова прав, Величайший. Однако… — В мысленном голосе Шатт-Урха прозвучала мольба в библейском духе: «Пощади народ мой!»

Для Андрея и Шульгина этот внутренний диалог остался «за кадром», они успели ощутить только тревожный, на грани срыва эмоциональный фон обоих собеседников.

Почти тут же Антон вернулся в область нормального восприятия.

— Значит, так, парни. Выбор у нас с вами простенький. Я узнал, как, к чертовой матери, ликвидировать всю их цивилизацию. Пришлось кое-что вспомнить. Я все ж таки, по старому чину, Тайный посол. А это дает некие права и способности. Их цивилизация чересчур хрупкая. Наступил каблуком — и нету. Как таракана на кухне. Но не хочется. С ними еще можно поработать…