Скорость, маневр, огонь

В течение четырех-пяти дней мы внимательно изучали тактику корректировщика и с точностью до минуты записывали время появления «рамы» над линией фронта.

Таким образом, появился график вылетов фашистского самолета.

В один из июльских дней, вечером, все летчики и техники собрались и пришли к единому мнению, что завтра на рассвете в определенный час фашист обязательно должен будет корректировать огонь своей артиллерии.

На том и порешили, А утром, чуть свет, еще в сумерках, подняли пару «спитфайров» и приказали дежурить в стороне от района, где появится «рама».

И действительно, около шести часов утра фашист начал наблюдение за обстреливаемым районом наших войск.

Грохот канонады орудий потряс воздух. Все ясно! Подаем команду «спитфайрам», и те, не раздумывая, обрушились на врага. Зажатый в «клещи», фашист был сбит.

Дело было сделано. 14 июня связной привез телеграмму, в которой было приказано: «Дежурившему в засаде звену перелететь на другой аэродром, сдать самолеты соседнему полку, а самим отправиться в тыл для переучивания».

В ученье, как в бою

По сравнению с другими кубанскими станицами, Тихорецкая оказалась довольно крупным населенным пунктом, расположенным на равнине, утопающим в садах и виноградниках. Полк разместился на окраине.

Рядом с жилыми зданиями – столовая, штаб. Недалеко от гарнизона – полевой аэродром. К нему через огромное поле подсолнухов протоптана тропа.

Подсолнухи уже вымахали выше человеческого роста. Идешь, бывало, через них, словно сквозь густой лес пробираешься. Остановишься на минуту и невольно заслушаешься: тишина. Только неутомимые труженицы-пчелы жужжат. Благодать! Будто и войны нет.

В любой дом зайдешь и тебя напоят холодным молоком прямо из глечика. Нередко предложат и добрый кухоль вина. Боже упаси, предложить хозяйке деньги за угощение – обидится. Добрые и гостеприимные здесь люди. Словом, попали мы в окружение благодарных людей, которые старались проявить к воинам всяческую заботу, окружали нас вниманием. Для нашей боевой учебы была самая благоприятная обстановка.

Даже не верится, что прошли два месяца невероятного напряжения в жарких боях на Кубани и остались мы ~живы и невредимы. Вспомнилось, как однажды мы с Виктором Савченко вечером, еще не остывшие после боя, шли в общежитие и разговорились о своих судьбах.

– Мечемся каждый день между жизнью и смертью, – вздыхает Савченко.

– Если переживем это кубанское пекло, то и черт нам будет не страшен, – подбадриваю Виктора.

– Как сказать. А знаешь, Толя, давай загадаем: если переживем, значит доживем до самой победы.

– Ну, что ж, давай загадаем.

И вот пережили. Правда, у Савченко пулей насквозь шея пробита, но он жив и поправляется. У меня от невероятных перегрузок нервной системы на теле начали появляться волдыри. Врачи говорят, что необходимо вводить внутривенно хлористый кальций и полковой врач каждый день мне колет руки. Начал чувствовать себя лучше.

Благотворно действует и спокойная обстановка в Тихорецкой. Хорошо бы вызвать сюда Сашу, жену из Баку. Два месяца мы с ней не виделись. Перед отлетом полка на Кубань она хотела поехать в Карачалу и проводить меня на фронт.

– Не надо, – запротестовал я тогда. – Проводить мужа на фронт, говорят, нехорошая примета. Сам улечу, сам и прилечу. И обязательно!

Саша поплакала, но я был неумолим. Теперь прилететь я к ней не мог и настрочил телеграмму: «Все в порядке, жив, здоров, выезжай в Тихорецкую»…

Быстро изучили новый истребитель. Самолет, хотя и отличался от предыдущих машин некоторыми изменениями в конструкции, но особых трудностей для освоения летчиками не представлял.

К началу переучивания в полк прибыло пополнение из молодых летчиков. Нам предстояло побыстрее их ввести в строй. С этой целью к каждому прикрепили одного, а то и двоих новичков. Мне тоже определили способного молодого парня, Сашу Морозова. Я должен был его подготовить к боевой работе и в дальнейшем вместе летать на выполнение заданий.

От успехов в учебе зависело выполнение предстоящих полетов на фронте и жизнь каждого, поэтому мы прилежно учились сами и учили других.

Новые самолеты с каждым днем становились все послушнее. Мы как бы срастались с ними. Без этого нельзя: человек и машина в воздухе должны быть едины, В любых условиях самолет должен быть послушен летчику, в этом весь смысл учебы.

Боевой опыт пополнился рядом новых приемов, которые теперь уже были известны не только из рассказов, а из личных наблюдений за полетами Покрышкина, братьев Глинки и многих других летчиков соседних полков, летавших вместе с нами, крыло в крыло.

На первых порах молодежь заметно уставала, да и нам, старослужащим, было не совсем легко. Дни стояли знойные, с утра до заката на небе ни облачка. Чуть подует ветерок, но и он горячий. А трудиться надо.

Когда летчик «влетан», то есть систематически производит полеты и сложные маневры, он, как спортсмен, постоянно находится «в форме», все видит, мгновенно соображает и, главное, быстро реагирует на всякие изменения ситуации в воздухе.