– Там ничего интересного нет. Это период классовой борьбы с тещей, – неохотно ответил я. Вспоминать Люськину мать я не хотел. Не сложились у нас любовь и понимание с ней.
– Твой зарплату получил? – я, как сейчас, помню разговоры мамы и дочки.
– Да, мама.
– А что купил тебе?
– Да, ничего.
– Не любит, значит. И чего ты, дура, его терпишь.
– Мама, как ты можешь так говорить. Витя хороший!
– Кобель он хороший, небось на баб премии тратит.
– Мама, он не получает премии.
– Вот и плохо, а твой отец получал. И что ты держишься за него?
– Мама, ты сама нас поженила!
– Сама! Сама! Вечно во всем мать обвиняешь. У тебя своя голова есть.
И за что скажите мне ее любить? Ну, это я отклонился от сути. Карета медленно катилась по городу, покачиваясь на брусчатке. А я вспоминал.
Одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год. Июнь. Я прибыл в Кабул по какой-то надобности и меня на втором этаже Представительства перехватил начальник второго отдела, полковник Капустин.
– Глухов, зайди к коменданту, у него для тебя есть дело.
Я сморщился, опять чем-нибудь нагрузят. Все местные ловко рассосались вот и нашли крайнего.
Комендант дал мне двух помощников и свою «волгу» с водителем.
– Витя, приехала комиссия или делегация Юнисеф, там наши будут, надо будет сопроводить и охранять.
– А че они тут забыли? – эта организация занималась, чем-то связанным с детьми.
– Не знаю, пару часов поездите по детским приютам, подарки раздадите и все. С меня печи, капельницы и две бутылки. Выручишь?
– Для тебя, родной Роман Михайлович, все что угодно. Печи – это круто!
– Тогда езжай к посольству. Там подхватишь посольского, и он скажет, куда рулить.
Так все и вышло. Подобрали одного парня и к поехали к зоопарку. А там! А там была она, королева! У меня захватило дух, и женщина это заметила, улыбнулась и с легким акцентом спросила.
– Вы тоже член делегации русских?
– Член, но не делегации, – ляпнул я. Стыдно сказать, но я пожирал ее глазами.
– Гиана Монтенари, – протянула она руку.
– Итальяно? – «блеснул» я знаниями итальянского, вместо того, чтобы поздороваться. Я вообще потерял способность мыслить. И я видел, что она это заметила.
– No. American? – голос ее был волшебно чарующим. По крайней мере, мне казалось тогда именно так. Я смотрел на нее и не мог насмотреться. А она купалась в моем обожании.
– Виктор. Глухов. Раша, – я потел под ее взглядом.
Когда все закончилось, я отпустил водителя и помощников. А сам остался. Не хотелось мне расставаться с красавицей.
Она сама подошла ко мне.
– Мы можем где-нибудь посидеть и пообщаться, раша, – передразнила она меня.
– Лучше ко мне. У меня есть водка, картошка в мундире, и я приготовлю салат из печени трески, – в общем высокий «штиль» ухаживания вояки. Но это сработало. Я тоже чувствовал, что ее влекло ко мне.
– Картошка в мундире? – ох уж эти глаза! Они прожигали меня насквозь. – А это что, русский мундир?
– Русский! – уверенно ответил я.
Сев в нарушении всех правил безопасности на такси, мы прибыли на квартиру, где жил мой товарищ, но сейчас он был в отпуске на родине, а ключи от квартиры были у меня, чтобы не жить в нашей гостинице. Как знал, что пригодится. Помыл картошку, и под зачарованным взглядом американской итальянки положил в воду.
– А где мундир? – она чуть голову не засунула в кастрюльку.
– Сверху картохи.
– Это же – harsh rind! – Она подняла голову и обиженно посмотрела на меня.
– По-русски, это мундир, – подал ей рюмку водки. – За русский мундир!
– За русский мундир, Раша! – подняла американка свою рюмку. Это ее Раша, делала из меня желе. Я готов был растечься у ее ног и пребывать так вечность, чтоб только быть рядом. Вот… Не знаю, что за очарование в ней было. Прямо колдовство какое-то!
Мы выпили. Она глубоко стала дышать, хватая воздух.
– Хорошо! У меня огонь по рукам пошел, – сказала она. – Когда мундир свариться? Чем заесть!
– Мы после первой не закусываем. А мундир еще не готов, – я взял гитару и тихонько запел. Спел одну песню. Выпили.
– Как там мундир? – не успокаивалась она.
– Не готов.
– Откуда знаешь? – Ее глаза уже блестели.
– Так твердая еще!
Пел я минут двадцать, потом вспомнив, что обещал салат из печени трески, поставил варить яйца.
– Спой еще, – выпив следующую рюмку попросил она и я спел. Снова вспомнил о яйцах и попросил ее, посмотри, яйца должны уже быть готовы.
Она вышла, сразу вернулась.
– Не готовы, – и села.
– Откуда знаешь? – теперь удивился я. И получил замечательный ответ.
– Так твердые еще!
Вспоминая прошлое, которое казалось уже таким далеким, словно это было в прошлой жизни, в прошлом перерождении, я усмехнулся. Как так бывает? Вот вроде счастье, вот оно рядом, а не ухватить. Не твое, чужое.
– И все? – спросила Шиза.
– Нет, не все. Картошку мы не ели, и салат тоже. Мы предавались любви до утра. Это было какое-то обоюдное помешательство. Ненасытность друг другом. Жажда и нежность, страсть и грубость, все смешалось в тот день и ночь. А утром… А утром Гиана навсегда исчезла из моей жизни.
– Не ищи меня, – сказала она на прощание. – Я замужем.
– А через неделю я погиб. И встретил ее здесь. Вот, теперь все.