Скрещение судеб

А пока набирается Лысогорский в журнале «Интернациональная литература», Марина Ивановна успевает еще в сентябре перевести и другое его стихотворение «Сон вагонов», и в сентябре же, как мы знаем, она срочно переводит немецкие песенки, которые приносит Николай Николаевич Вильмонт и которые, как и «Сон вагонов», как и многие, многие другие переводы, так и не будут напечатаны при ее жизни.

И тогда же, в сентябре, она возвращается к переводу «Плаванья» Бодлера; она начала этот перевод еще в июне, но в летние месяцы у нее не было времени всерьез работать. 31 августа она писала Меркурьевой: «Уже больше месяца не перевожу ничего, просто не притрагиваюсь к тетради: таможня, багаж, продажи, подарки (кому — что), беготня по объявлениям (дала четыре — и

ничегоне вышло) — семья — переезд…» И только теперь на Покровском бульваре она снова возвращается к Бодлеру. И хотя в октябре она всецело занята составлением своей книги, а Бодлера «придется отложить», но все же она работает и над переводом, и в ноябре работает, и делает вариант за вариантом — 12 вариантов! Пока не добивается единственного мыслимого для нее варианта.

В ту осень 1940-го, да, собственно говоря, уже и с лета, с переезда Марины Ивановны из Голицыно в Москву, круг ее знакомых сильно расширяется, как вспоминает впоследствии Борис Леонидович: «Она была на очень высоком счету в лит(ературном) обществе и среди понимающих входила в моду, в ней принимали участие мои личные друзья Гаррик [75]

, Асмусы, Коля Вильям [76], наконец, Асеев…» И хотя ей всегда и во все времена с людьми — «почти со всеми — сосуще-скучно», и в каждом кругу — «я чужая», но все вечера у нее расписаны, и она где-нибудь, у кого-нибудь. И обязательно с Муром, она, должно быть, бежит от одиночества с ним вдвоем в той комнате на Покровском бульваре, где так неуютно и сиро. Бежит от дум своих, от тоски, и потом, может, ей действительно была нужна хотя бы такая, хотя бы камерная аудитория, но все же аудитория, и это ей заменяло гласность… Но, может, она еще так охотно принимала приглашения, ибо знала — в московских домах ужин будет, и отпадает забота, чем накормить Мура.

Я не могу перечислить всех домов, в которых Марина Ивановна тогда бывала, и всех, с кем она встречалась. Я видела ее у Асмусов, у Вильмонтов, у Асеева.

Марина Ивановна бывает часто в Телеграфном переулке у Яковлевой, это почти рядом с ее домом. Она видится там с Надеждой Павлович, Вилле Левиком, Арсением Тарковским, Элизбаром Ананиашвили, Ярополком Семеновым и другими — всех я не знаю. Об этих вечерах рассказывает сама Яковлева:

«С МЦ я встретилась в групкоме писателей в Гослитиздате. В сумрачном старом здании на углу улицы 25 Октября и Бол. Черкасского переулка. Было это ранней весной 1940 года. Встретившись в Гослитиздате в рабочей обстановке, мы вскоре сблизились и стали часто встречаться. У МИ была всего один раз. Незадолго до войны. Она же бывала у меня часто и запросто, и по субботам, когда у меня собирались поэты в дружеской обстановке почитать свои новые стихи, побеседовать. С появлением на этих «субботниках» МИ все наше внимание сосредоточивалось на ней. МИ, сидя на старинном диване, за красного дерева овальным столом, на зеленом фоне стен и гравюр Пиранези XVIII века — прямая, собранная, близкая и отчужденная, как будто здесь и не здесь, — читала стихи и прозу. Какие стихи и поэмы… Какую прозу!»

Бывает Марина Ивановна и в Малом Кисловском переулке, в доме номер 4 на третьем этаже в огромной коммунальной квартире, где обитает чуть не сорок человек и где в двух третях бывшего кабинета своего отца-юриста живет за перегородкой Тагер со своей женой Еленой Ефимовной и где все стены завешаны картинами, которые собирают он и его жена. Марина Ивановна после голицынских обид и неурядиц продолжает встречаться с Тагером, бывает у него в доме и с Муром, и одна, и когда приглашена в гости, и заходит просто так. Кирсанов очень хочет познакомиться с Мариной Ивановной и ищет встречи с ней, хочет услышать ее стихи, он говорит об этом Тагеру, и тот советует ему просто подойти к Марине Ивановне, когда они столкнутся с ней где-нибудь в редакции или в клубе писателей, представиться, она его знает, и, если он пригласит ее к себе домой, она придет, а упрашивать читать стихи ее не приходится, но Кирсанов, узнав, что Марина Ивановна собирается читать у Тагера «Молодца», просится к тому в гости и там знакомится с Мариной Ивановной. Кирсанов еще в 1926 году, когда впервые ему в руки попала поэма «Крысолов», писал своему другу взахлеб об этой поэме. Теперь он и вовсе сражен и говорит Асееву, что после Цветаевой невозможно читать свои стихи! Но все же где-то, в каком-то доме, где они совпадают, он читает, и Мур замечает, что Кирсанов пишет «ловкие стишки».