Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина

Превозмогая боль, она вернулась к двери, нарочито громкими щелчками несколько раз отвела металлическую задвижку, на один оборот повернула в замке ключ.

Собака, по всему, не разгадав хозяйкиного намерения, передними лапами с размаху заехала ей в грудь, сбила с ног, та отлетела метра на три, ударилась затылком все о то же кресло и на этот раз, презрев опасность, взвыла в голос.

В саду тем временем шелест листьев стих, затем стал быстро приближаться и по ступенькам крыльца зашаркали шаги.

Дверной звонок троекратно резанул пространство веранды нетерпеливым скрежетом.

Ху захлебнулся новым угрожающим приступом ненависти.

Антонина подползла к окну.

По ту сторону стекла на расстоянии нескольких метров от нее стоял молодой человек. Он был без головного убора, в бежевом удлиненном плаще, небрежно обернутым вокруг шеи и ниспадающим с плеч темно-коричневом шарфе. На его лице, которое Антонине показалось знакомым, застыла еле заметная улыбка.

– Кто вы? – Она не узнала свой голос.

– Откройте, пожалуйста, и уберите собаку, я их боюсь.

– Кто вы?

– Меня зовут Кирилл.

– А кто вы? – Не утруждая себя разнообразием вопросов, продолжила допытываться Антонина.

– Я по поручению Антона Твеленева…

– Кто вы?

– Я его приятель…

– Когда вы его видели?

– К сожалению, мы только созванивались…

У нее потемнело в глазах.

– Неправда, – испуганным голосом почти прокричала девушка, – он не отвечает на звонки! Кто вы?!

Ей показалось, что «бежевый плащ» за стеклом улыбнулся шире.

– Видите ли, Тоша, через закрытую дверь общаться не очень удобно, да еще под собачий аккомпанемент…

– Откуда вы знаете мое имя?

– Я же вам говорю: Антон Твеленев…

– Как вы сказали вас зовут?

– Кирилл…

– Кирилл, собаку Ху я сейчас уберу, – громко, внятно проговорила Антонина нарочито не делая паузы между именем собаки и местоимением «я».

Это был их с Антоном когда-то любимый, давно забытый трюк. Щенка ему подарили на семилетие – в том возрасте, когда все новые школьные и старинные дворовые приятели находились под властью гипноза крепких, непечатных, доселе незнакомых, запретных и потому столь манких слов и выражений. Между собой они с завидным постоянством и не без удовольствия выражениями этими пользовались, бравируя друг перед другом знанием разнообразия «великого и могучего» русского языка, а вот взрослое окружение, по непонятной причине, их увлечения не разделяло. Поэтому высшим шиком считалось использование «ужасных» слов в присутствии учителей, родителей или – самое увлекательное – в присутствии родительских чопорных гостей-пуристов. Тогда-то Антону и пришла в голову мысль назвать собаку этим необычным именем – Ху: теперь он мог, не рискуя быть выгнанным вон, посреди многошумного взрослого застолья громко заявить: «Ни Ху я не вижу, ни Тошки». И добавить в наступавшей после этого испуганной тишине: «Где они, Ху и Тошка?» Дамы в таких случаях, как правило, открывали рты и устремляли полные вопросительного ужаса взоры на Надежду Антоновну, которая в стремлении снять неловкость часто ее усугубляла, говоря: «Это щенок Ху и больше ничего. А почему Ху – я не знаю», после чего многие из присутствующих пуританок жаловались на позднее время и спешно уводили мужей восвояси.

Со временем, когда Антонина подросла, двоюродный брат и ее заразил этой потехой, и они частенько шокировали интеллигентствующих представителей переделкинского бомонда диалогами, типа: «Тоша, что-то Ху я не вижу», – обеспокоенно говорил брат, и сестра отвечала не менее озабоченно: «Антон, где Ху, и я тоже не знаю».

С годами шутка эта потеряла остроту, многие притерпелись, «изюминка» не срабатывала и о ней благополучно забыли.

И вдруг – неожиданно всплыло.

– Кирилл, собаку Ху я сейчас уберу.

Если «бежевый пиджак» не знает, как зовут собаку Антона, то это никакой не Кирилл, а вовсе Ху его знает кто.

Это был хитрый ход. Хитрее в тот момент она ничего придумать не смогла.

И, как ни странно, подсечка удалась лучше всяких ожиданий: молодой человек поперхнулся излишне резко набранным в рот воздухом, долго, беспомощно, как телевизионные журналисты тянул букву «э», прежде чем начать говорить, и, наконец, вежливо поинтересовался.

– Э-э-э-эээ, простите, что вы сказали?

– Я сказала: «Ху я сейчас уберу».

– Зачем же так грубо? – после короткой паузы обиженно произнес «Кирилл». – А мне говорили, что вы интеллигентная девочка. Ошибка вышла. Ладно, до лучших времен. Не прощаюсь.

Он молча постоял у двери, затем снова послышалось шуршание листьев, и все стихло.

Антонина с трудом подняла злосчастное кресло, села, холодными ладонями попыталась успокоить готовые взорваться виски.

Ху замер у двери, прислушиваясь, время от времени поглядывая на хозяйку, затем подошел, лизнул ее ногу: все в порядке, ушел, можно идти досыпать.

Она пригладила взъерошенную шерсть собаки.

– Молодец, мальчик, хороший, умница, успокойся – мы его перехитрили, да? Нас не обманешь. – Пальцы ее дрожали. – И не испугались нисколько. Правда? Кто это был, как ты думаешь?