Скрипка Страдивари, или Возвращение Сивого Мерина

Теперь понимаю, это был Федор. Дальше, думаю, он узнал, что кольцо опознала милиция, и выкупил его у какого-нибудь вашего сотрудника. Ничто другое в голову не приходит.

– А на чужой даче почему? На вашей.

– Не знаю. Возможно, он зачем-нибудь приходил и выронил.

– Раньше он часто к вам захаживал?

– Никогда.

– Да-а-а, забавно. А итальяшка-то наш, будь он неладен, Страдивари-то, все это время где прятался?

Трусс впился взглядом в Антона: он не рассчитывал на какой-то конкретный ответ, спросил, скорее, чтобы проверить его реакцию на хорошую свою осведомленность, но Антон, похоже, не удивился вопросу, лишь слегка помедлил, прежде чем сказать.

– У тетки.

– Где? – Трусс не поверил услышанному.

– Под оттоманкой, – по-своему понял вопрос Антон.

– У тет-ки, – с расстановкой равнодушно повторил Анатолий Борисович. Ему пришлось проявить всю свою недюжинную изворотливость, чтобы скрыть изумление. – У тетки под оттоманкой, это мы знаем. Но как она могла согласиться на такую авантюру – вот что непонятно. Ведь это статья: «Укрывательство краденого», до пяти лет.

– Он для этого и прихватил статуэтки японские.

– Кто «он»?

– Федор.

– Зачем?

– Чтобы потом «найти» и за услугу вернуть владелице.

– Не сла-а-а-бо, – с уважением глядя на Антона, протянул следователь, – а Надежда Антоновна за них на все готова, что ли?

– Думаю, да.

– Понятно. Ну вот и главарь «великолепной четверки» нарисовался. Двоих соучастников он убрал, третий на очереди, а Антонина… – Трусс замолчал.

Антон не отрывал взгляда от его лица. Наконец прошептал:

– Что Антонина?

– А Антонина… Выходит, она видела, кто в ту ночь выносил «завернутый в черную тряпку предмет» из комнаты ее матери. И если твоя версия с перстнем верна…

Он нажал кнопку вызова охранника, сказал вошедшему милиционеру:

– Уведите арестованного.

Заботкина-старшего арестовали в тот же день: знакомый Труссу официант Анатолий не преминул воспользоваться обещанием высокопоставленного тезки вознести его по служебной лестнице – вовремя сообщил о вылете рейса Париж – Москва.

В международном аэропорту Шереметьево прямо у выхода из зала получения багажа Аркадия Семеновича встретил человек средних лет, предъявил удостоверение работника МУРа и предложил помочь с транспортом для проследования на улицу Петровка, дом 38.

– Как это любезно с вашей стороны. А что это за дом такой? – игриво улыбнулся пассажир, слегка возбужденный подаваемыми в салоне первого класса даровыми алкогольными напитками.

– Это дом, который находится как раз напротив сада Эрмитаж, – не ударил в грязь лицом человек средних лет, – да вы и сами увидите. Там сейчас театр с тем же названием.

– Напротив, вы говорите? Чуть наискосок, что ли? По диагонали? – не унимался пассажир, продвигаясь вслед за Труссом к выходу. – Уж не московский ли это, не приведи, господи, уголовный розыск, не к ночи будет помянут?

– Трудно сказать. До революции на этом месте находилось здание Почтамта, после войны городские власти его сломали, перестроили и приспособили под свои нужды. Нужд после войны у городских властей было множество, поэтому, должно быть, здание и получилось таким безразмерным. И поскольку до настоящего времени у городских властей этих самых «нужд», увы, не убавилось, то и красуется оно в таком виде по сей день, пугает обывателя масштабами. Да у нас, Аркадий Семенович, с вами, думаю, еще будет время побеседовать на тему послевоенного градостроительства.

– Ах вот даже как? – Заботкин-старший остановился, вынуждая следователя МУРа сделать то же самое. – Вы и имя мое знаете?

Трусс развел руки в стороны и укоризненно на него глянул.

– Ну а как же иначе, Аркадий Семенович, чай, не голыми руками мышей ловим. Мы о вас много еще чего знаем интересного. А чего не знаем – вы нам теперь и расскажете. Пойдемте, пойдемте, не задерживайтесь, утомились небось в дороге-то? Вот наша машина, садитесь, отдыхайте.

Он указал на черную «Волгу», припаркованную под знаком «Остановка запрещена».

…Допрос поначалу проходил дружески, его, собственно, и допросом-то назвать было трудно – так, неспешная беседа двух давно и хорошо знакомых мужчин, озабоченных общими проблемами.

Тональность разговора задал Трусс. Он поинтересовался парижской погодой, настроением футбольных фанатов в связи с последним скандальным поражением национальной сборной, немножко похвалил президента Николя Саркази за ясность позиции по вопросу нефтяной перебранки Украины с Россией и немножко поругал его за легкомысленное отношение к супружеской верности.

– Меня это, знаете, прямо как-то резануло: что это за манера – не позволить жене хоть недолго побыть в роли первой леди. Не по-французски как-то. Не находите?

Заботкин пожал плечами:

– Я с ним не обсуждал эту тему.

– И напрасно. – В голосе Трусса прозвучал откровенный упрек. – Я бы на вашем месте не преминул воспользоваться неэтичной ситуацией в общих интересах стран нашего Содружества.

Они снисходительно улыбнулись друг другу: Заботкин таким образом прощал следователю его натужную шутку, Трусс же, в свою очередь, сожалел о неумении собеседника радоваться очевидным успехам товарищей.