Скромный герой

СЕРДЦЕ — чтоб любовь познала!

ЖИЗНЬ — чтобы могли мы

Вместе быть!

^[28]

Фелисито почувствовал, что завоеван, потрясен, очарован и любим. С тех самых пор он по ночам перед сном или по утрам, еще лежа в постели, представлял себе жизнь рядом с певицей по имени Сесилия Барраса, посреди всех этих арпеджио, каденций, видений и восторгов. Фелисито не рассказывал об этом никому — и, конечно, не признавался Мабель, — но с тех пор он был платонически влюблен в это улыбчивое лицо, в этот призывный взгляд, в эту манящую улыбку. Фелисито собрал внушительную коллекцию ее фотографий из журналов и газет; он ревностно хранил ее в запертом на ключ ящике своего письменного стола. Пожар в офисе не пощадил эту коллекцию, но у Фелисито остались записи песен Сесилии Баррасы, поделенные между его домом на улице Арекипа и домиком Мабель в Кастилье. Фелисито гордился, что собрал все, что записала эта артистка, которая, по его скромному суждению, подняла на новые высоты креольскую музыку — все эти вальсы, маринеры, тондеро^[29] и прегоны. Коммерсант слушал свои диски почти каждый день, обыкновенно по вечерам после ужина, когда Хертрудис уходила спать, — в той комнатке, где стоял телевизор и музыкальный центр. Эти песни отправляли его воображение в полет; порой Фелисито бывал растроган даже настолько, что глаза его увлажнялись от сладкого ласкающего голоса, пронизывавшего пьюранскую ночь. Вот почему, когда было объявлено, что Сесилия Барраса приедет в Пьюру и даст концерт в Клубе Грау и что концерт будет открытым, Фелисито взял билет одним из первых. Он пригласил Мабель, а Рыжий Виньоло провел их за свой столик; перед началом представления они вкусно поели, запивая еду белым и красным вином. Когда Фелисито увидел певицу вживую — пусть даже издалека, — он был потрясен. Сесилия показалась ему куда более прекрасной, грациозной, элегантной, чем на всех фотографиях. После каждой песни он хлопал с таким пылом, что Мабель даже шепнула Виньоло: «Ты только полюбуйся на этого старого хрыча!»

— Не пойми меня превратно, — отговорился Фелисито. — Я аплодирую искусству Сесилии Баррасы, только ее искусству.

Третье письмо от паучка пришло с небольшим промежутком после второго. Фелисито уже начал надеяться, что после пожара, объявления в «Эль Тьемпо» и вызванной им суматохи напуганные злодеи оставят его в покое. С момента пожара миновало три недели, и тяжба со страховой компанией еще не разрешилась, когда однажды утром сеньора Хосефита, разбиравшая корреспонденцию на самодельном столике, воскликнула:

— Как странно, дон Фелисито, письмо без адреса отправителя!

Коммерсант вырвал у нее из рук злополучный конверт. Именно этого он и боялся.

Уважаемый сеньор Янаке!

Нас радует, что вы теперь сделались человеком столь уважаемым и популярным в нашей любимой Пьюре. Мы надеемся, что эта популярность должным образом скажется и на благосостоянии «Транспортес Нариуала», особенно после убытков, понесенных компанией из-за вашего упрямства. Чего вам стоило внять урокам действительности и выказать прагматизм, вместо того чтобы упираться, как мул? Нам не хотелось бы, чтобы на вашу долю выпало другое несчастье, тяжелее первого. Вот отчего мы предлагаем вам проявить гибкость и прислушаться к нашим пожеланиям.