Скуф. Маг на отдыхе

— Тут такое дело, — сказал Хельсин. — Я так хотел произвести на вас впечатление, что упражнялся несколько часов кряду и порвал струны. Запасных, к сожалению, нет. Приедут только послезавтра.

— Ну во-о-о-от, — надула губки Дольче. — И как же ты будешь нас развлекать?

— Развлекать? — Хельсин чуть призадумался. — Есть одна идея…

* * *

— «Назад» наоборот!

— Вперёд! — ответила Ромашка.

— Правильно! — рявкнула Стеклова и откинула карточку в сторону. — В ухе блестит, золотая такая!

— Серёжка!

В арендованном доме нашлась довольно большая коллекция настольных игр. Как откровенно задротских, — с фигурками, картами, кучей разномастных дайсов и увесистым томиком правил, — так и вот таких. Лёгоньких и на большую компанию.

На улице как раз стоял большой стол, а уличный прожектор освещал весь участок, как днём. Освещал, а заодно оттягивал от девушек внимание ночных насекомых. Самбо белого мотылька танцуется соло, ну а то что сейчас происходило возле прожектора больше напоминало слэм.

— Розовое животное! — крикнула Стеклова.

— Фламинго?

— Нет!

— Слон?

— Ты гонишь что ли⁉

— Актиния?

— Какая ещё актиния⁉ Что такое актиния⁉

— Это такой коралловый полип розового цвета.

— Розовое животное, Юля! ЖИВОТНОЕ!

— М-м-м-м, — Юля задумалась. — Это Шама?

— Э-э-э! — Шестакова чуть чаем не поперхнулась. — Ромашка, ты совсем охренела что ли⁉

— Ну у тебя же волосы розовые, и чисто технически человек тоже животное, вот я и подумала, что…

— Время! — крикнула Фонвизина.

— Это свинья, — вздохнула Стеклова и бросила карты на стол. — Розовое животное — это свинья.

— Танечка, не хочу показаться занудой, — тут же оправдалась Ромашка, — но свиньи бывают розовыми только в мультиках.

— А в жизни?

— А в жизни они либо серые, либо ближе к оттенку жемчужного румянца.

— Ну охренеть теперь…

— Наша очередь! — Шама перевернула маленькие песочные часики, схватила со стола стопку карт, внимательно вчиталась в первую и почти тут же её отбросила. А затем отбросила вторую. И третью. И четвёртую.

— Ну какого хера, а⁉ — крикнула она. — Какого хера у них «серёжка», «назад» и «свинья», а у нас «эмульсия», «цепная реакция» и «контурные карты»⁉

— Шестакова, соберись! — в паре с шаманкой оказалась Фонвизина, и княгиня явно что не собиралась проигрывать. — Ты сможешь! Давай же, время идёт!

— Ну ладно, — Шама вчиталась в очередную карточку. — Бабка упала с лестницы и сломала себе…

— Тазобедренный сустав!

— Хорро-о-о-ош! — вскинув брови, протянула Шестакова, и взялась за следующую. — Вшивая ярмарка!

— Блошиный рынок!

— Да! — от азарта шаманка аж с места вскочила и затянула. — А-а-а-аа! — а потом: — Э-э-э-э! — и: — О-о-о-о!

— Гласный звук!

— Умница!

В какой-то момент, — в какой именно Хельсин и сам не понял, — веселье захлестнуло его с головой. Сложилось такое чувство, что он знал девушек всю жизнь. И да, мысли о работе и монстрах отошли куда-то на второй план.

Плюс ко всему, — вот этого он точно от себя не ожидал, — у вечного одиночки Ивана Хельсина вдруг зародилась симпатия. Причём не к секс-бомбе Дольче, которая буквально заставила его быть с собой в паре во время игры в угадайку и оказывала недвусмысленные знаки внимания, а к другой девушке.

К чудной, странной, немножечко несуразной, но от того ещё более милой Юле Ромашкиной. Внешне она понравилась ему сразу. Высокая, стройная и… натуральная. Ни грамма косметики на лице, ни тона в сторону от натурального цвета волос, ни татуировок, ни пирсинга, ни хоть каких-либо следов истязательства над собственным телом.

Простая.

Романтичная.

Так ещё и в вечной гармонии с самой собой, из которой её просто невозможно было вывести.

Возможно, сыграло роль то, что Ваня провёл всю свою юность в изоляции от сверстниц, тренируя тело и постигая тонкости охоты на монстров, и до сих пор у него в жизни не было эдакой подростковой влюблённости, но факт есть факт.

Хельсин заинтересовался Ромашкиной чуть больше, чем следовало бы.

И потому в тот момент, когда в игре был объявлен перерыв, а Юля углядела телескоп, выглядывающий в окно со второго этажа, он просто не смог устоять соблазну хоть ненадолго остаться с ней наедине.

— Пойдём, я покажу, — поманил он её за собой в дом.

— Правда⁉ — обрадовалась девушка. — Можно⁉

— Ну конечно можно.

— Ну почему-у-у-у⁉ — протянула им вслед Чертанова. — Почему она, а не я⁉ Он ведь, блин, и на гитаре играет, и на звёзды любуется, и зарабатывает вроде неплохо! А видели, какой зад⁉ Видели⁉ Я бы на таком заде, как на подушке спала!

— Катя, зависть плохое чувство.

— Ну почему-у-у-у-у? — продолжила ныть Дольче. — Почему-у-у-уу?

Признаться, Хельсин не умел пользоваться телескопом. То, что он наверняка знал о его работе — так это то, что с линзы стоит снять заглушку. На этом всё. Тут его познания заканчивались, но к счастью, Ромашке посторонняя помощь и не требовалась.

Девушка сама знала, что и как делается.

Не прошло и минуты, как она настроила эту непонятную штуковину, нашарила на ночном небе интересующее созвездие и теперь акустически обозначала своё восхищением космосом.

И тут…