— Послушайте, я правду говорю. Вызвал меня дворник Рустам…
— Про дворника я уже слышал…
— И еще раз повторю…
— Только не мне, а присяжным. И про Рустама, и про собачку… А прокурор изложит факты. Что оказались вы на месте преступления как раз во время убийства по непонятной для любого нормального человека причине. Кроме того, вы еще и на поминках Кульбитина отметились. А это как? Это и на Сицилии не видано, чтобы киллеры на поминки своих жертв являлись… Может ты слышал, Леонид Германович?
Шварц подтвердил, что не слышал.
— Хоть бы вдовьих слез постыдились. — Обличал Балабуев. — Деталь для вашего облика… Интересовались древней историей, предметом исследований этого Кульбитина. Значит, знакомы были.
— Не был…
— Были, были, от того и поминки. Или просто проголодались и перекусить зашли? Дверь была открыта… Кто поверит? А вы им — присяжным расскажете про Рустама, и про собачку. Сколько это по статье за умышленное? — Обратился Балабуев к молчаливому Шварцу.
— Двенадцать лет, как минимум. Если без отягчающих.
— Пусть, без отягчающих. Мы — люди дюбрые. Зовите адвоката. Хоть сейчас. Может, он что надумает. А я вам по доброму подскажу, явку с повинной. Встретились, разругались, ну, а дальше… С кем не бывает… Может, вы и не хотели. Он первый начал. Так, ведь? Не хотели? А за это…
— Пятеркой может отделаться. — Подсказал Шварц. — Если по умному…
— Видите. Тут вам адвокат и пригодится. Характеристика с места работы. Вы ведь не привлекались? Мама больная…
— Почему больная? — Сквозь горе удивился Картошкин.
— Значит, здоровая. Еще лучше. Для нее. Для вас — хуже. У нас жалеть любят. А так на суд придет. Сядет, ручки на коленках сложит… слезы… сыночек… платочек… В брюках, говорят, нельзя… адвокат подскажет, как одеться… и все такое… Присяжные сами живые люди… Подписывайте, пока не поздно.
— Не подпишу. — Собрал силы Картошкин. — Делайте, что хотите, не подпишу. Не убивал.
— Ну, что ж. Вам не надо, а нам тем более. Так и запишем. С материалами следствия ознакомлен. Вины своей не признает. Следствие закончено, дело передается в суд. — И Валабуев стал заполнять бумаги. Чувствовал он себя хорошо (не то, что несчастный Картошкин), и даже голову склонил на бок от усердия.
— Ну, допустим, Картошкин. — Вступил молчаливый Шварц. — Вот вы — репортер криминальной хроники. Вроде бы, должны понимать. Как вы сами объясняете… если не вы, то кто? Ведь ясно, есть у вас интерес к этой истории. Из-за которой вы сейчас на нары собрались.
Нужно отдать должное, репортерская хватка брала свое, и поникший Картошкин ожил. — Я хотел для журналистского расследования. Думал, что-то есть. Потому интересовался. Но не убивал…
— Это мы слышали. — Подал голос Валабуев.
— А вчера еще одного убили. Из этой компании. В гей клубе… — Встрепенулся Картошкин.
— Не убили. А доставили в больницу в бессознательном состоянии, результатом черепно-мозговой травмы. Это ваши информаторы поспешили. Чуть что, сразу убийство.
— Иностранцами мы не занимаемся. — Вставил Валабуев, не отрываясь от писанины.
— Факт прискорбный. — Вел своё Шварц. — Для этой публики (извините, что я так говорю) специальная полиция нужна. Не поделили предмет страсти нежной. Но это, знаете, литература для ваших расследований. А у нас дело конкретное. Улики против вас достаточны. Сами должны понимать. Хоть, если бы удалось доказать, тогда, возможно… дела объединить. Но мы свое закрыли.
— Как это закрыли? — Встрепенулся Картошкин.
— Нашли и изобличили преступника.
— Вас, то есть, гражданин Картошкин. — Уточнил Валабуев.
— А дальше пусть суд решает. — Закончил Шварц.
— Я не убивал. — Бился в отчаянии Картошкин.
— Ладно, мы формалисты. Защищаем закон. Нам иначе нельзя. А чтобы вы стали делать? Ведь молодость спасать нужно.
— Я бы продолжил расследование. — Твердо сказал Картошкин.
— Какое расследование. — Балабуев, не отрываясь от бумаг, возмутился, но теперь солировал Шварц.
— Смотрите, Картошкин, как выходит. Вот закроют вас сейчас годиков на восемь…
— Десять, как минимум. — Поправил Балабуев.
— Восемь-десять, человек ко всему привыкает. Может, полюбите кого, так и выходить не захотите. А для нас главное, дело с концом. Улик достаточно. А если отпустим, тогда что?… дальше искать… шансы, сами понимаете… Когда не вы, то кто? А вы возьмете и сбежите. Что тогда? Как бы вы поступили на нашем месте?
— Я буду искать. Пока не найду.
— Леонид Германович. — Мягко упрекнул Балабуев. — Что ты начинаешь. Сам ведь слышал (кивок в сторону Картошкина). Невиновен он.
— Слышал. Знаете, Сергей Сидорович, пусть он пока в коридоре погуляет.
Вызвали дежурного, отправили Картошкина в коридор за плотно закрытую дверь. Минут десять понадобилось. Шварц все так же безучастно сидел в углу, Балабуев распоряжался.
— Ознакомьтесь с протоколом. Распишитесь. Обвинительное заключение. Вот здесь. Статья позволяет в исключительных случаях оставить обвиняемого на свободе под подписку о невыезде. И здесь распишитесь. Фамилию полностью. Найдете что-то новое, вновь откроем дело, а пока оснований нет. Вот этого человека благодарите. Леонида Германовича Шварца.