Скверное дело

Фима был первым успехом Шварца в далекой стране. Еще там на раскопе Леня определил, как люди будут возвращаться в город, выбрал подходящее место. Спустившись к Золотому Рогу, Элизабет с Плаховым сели в машину — Ну и пусть едут. — Решил Леня… Работяги отправились пешком. За ними Леня и увязался. Еще выбирал, за кем идти, и выбрал Карапуза.

Завязывать разговор Леня умел, как никто. На Египетском базаре они познакомились. Разговорились. Леня пожаловался, прислали, как представителя московской фирмы, наугад. Просмотреть рынок готовой мужской одежды. Нужен человек, чтобы помог, показал. Много платить он не может.

— Договоримся. Вы где живете?

Леня назвал номера близ площади Таксим. Так значилось по легенде.

— У меня неподалеку знакомые живут.

— Наши люди? — Подумал Леня и предложил. — Проведем время. Я угощаю.

— Этим не пользуюсь.

Фима Карапуз — прозвище, полученное им по месту прошлого жительства в Одессе, страдал алкоголизмом, и даже лечение прошел у нарколога. Но вредную привычку не одолел, только растратил зря силу воли (если можно так сказать). Думал переселиться в Израиль, но и там дела с лечением обстояли не лучше. Дешевая водка, закуска. А при той публике, что водится в сомнительных местах, еще и с наркотиками можно подружиться. В общем, Израиль был местом ненадежным. Соблазн преодолеть не удавалось, Карапуз искал спасение, полагая, что важнее ничего нет, тем более жена велела пьяным домой не возвращаться (а он возвращался).

Жена и решила отправить Фиму в Турцию. Ей на вещевом рынке подсказали. Один из челноков, страдающий как и Леня, поехал за товаром в Стамбул и застрял там на долгое время. Именно по этой причине.

— Потому что, — говорил этот золотой для Фимы человек, поднимая для убедительности указательный палец. — Не пьют они. Завязали, еще в средние века. Султан велел, увидит пьяным, вливать в глотку горячее масло. При такой закуске особо не загуляешь.

— А пиво? — Фима тогда еще не верил собственному счастью. — Как с пивом?..

— С пивом, как при коммунизме. — Повествовал Фима о пережитом отзывчивому Шварцу (это теперь легко, а каково тогда). — Возможностей — хоть залейся, а потребности нет. Турецкое общественное мнение не одобряет. Наташи и те не пьют.

Приехали заработать, а теперь частично в монастырь собираются. На трезвую голову.

— Скоро домой вернутся. — Предположил Леня.

— Не с их счастьем. Найдутся искушения… Одна имя взяла — Магдалина, встала на путь очищения. Могу познакомить, она теперь добрая. Корыстолюбие изгоняет.

— Я не надолго.

— Зря. Отпустила бы тебе, как соотечественнику. С чем проблемы, это с работой. Турок вокруг развелось. Мало им Фатерланда, так они здесь. Чего, спрашивается? А жить нужно. Мне, считай, повезло…

Фима получил от челнока адресок, благодаря которому тот счастливо застрял в Стамбуле. Разговорился он с русским — встретил случайно, как сейчас Леню, на базаре. Оказался сотрудником экспедиции. (Плахов или Кульбитин, — прикинул Леня. — Кто-то из них). Отвели на раскоп, лопату в руки, делай, как я, и вперед. Челнок год не брал ни капли, и вернулся домой, уступив место Фиме.

— Тот из Москвы — Паша. (Значит, Кульбитин). При деле, важный такой. Мордатый. Но труженик. Пыхтит, но копает. Лизка бездельничать не дает. Прямо, концлагерь. Лизка — англичанка, Элизабет, или как ее. Теперь другой прикатил.

— А того куда?

— Лизка сказала, перешел на другую работу.

— Что за наука такая? — Леня наводил Карапуза на цель. — Землю кидать и черепки колупать.

— Мы уже третий раскоп ведем. Ты учти. Здесь богатая история. Там под стеной повсюду захоронения, за тысячу лет. Жили люди. И до нас накинь еще пятьсот. Сначала стен не было, где мы копаем. Это потом обнесли. Ты видел?

— Видел. — Леня потирал ушибленное колено. — Турецкие, что ли?

— На парашюте съехал? Турок тогда близко не было. Здесь Византия, блин. И стены ихние. И могилки, где мы копаем.

— Не скучно весь день лопатой махать?

— Чего веселого. Но интерес будь здоров. Турки в оба глаза глядят. Их человек вот здесь сидит. — Фима похлопал себя по загривку. — Боятся, растащат. В Лондоне, Париже, в Америке — все отсюда. Турция счастьем владела, никто репу не чесал. Потом хвать, а уже разнесли. Султаны — они добрые, пока не придушат или голову не отхватят, чтоб к парикмахеру не ходить. Потому теперь такая строгость. Русским ни в жизнь копать не дадут. Если бы не ЮНЕСКО, нас давно бы прикрыли. А этот турок приедет, осмотрит, что собрали, в журнальчик запишет, Лизка распишется.

— Так и должны. Порядок.

— Кто против? Еще попы наезжают.

— А они откуда?

— Константинопольского патриархата. Ездят тихо, чтобы с турком не встречаться. Видно, свой смысл. Причем, в цивильном.

— А ты откуда знаешь?

— Я рядом с церковным двором вырос. Натуральные попы, только греческие. Потому они с Лизеттой и дружат.

— С англичанкой?

— Греческого происхождения. Только фишка английская.

— Ладно. Какая мне разница. Нашли что-нибудь?