Сквозь испытания огнём

— Так что, если это измена, пусть они извлекут из этого максимум пользы! Мы только что стали Соединенными провинциями Буассо и Чешир, хотели мы того или нет. Если уж на то пошло, я бы сказал, что есть чертовски хороший шанс, что мы в конечном итоге добавим Омар и Бедар — может быть, даже полдюжины оленеводов карибу в Паскуале! — прежде чем мы закончим. Нам почти придется это сделать, если мы вообще выживем. И когда мы начнем этот переход к нашему собственному подлинному парламенту и откажемся от «временного», никто в Соединенных провинциях даже не заметит, потому что они уже будут думать о себе как о независимом государстве.

Он снова оглядел кабинет епископа, и на этот раз — одна за другой — все головы кивнули в ответ.

II

Главная дорога Сей-ко-Джей-ху, провинция Тигелкэмп, и дворец императора Чжью-Чжво, город Ю-кво, и литейный завод Сент-Лирис, провинция Кузнецов, империя Харчонг.

— Нет! Пожалуйста, нет! — закричала богато одетая молодая женщина, когда дверь вырвали из ее обезумевших рук и рычащая толпа протащила ее через нее. — Папа! Папа!

— Сювэй! — Мать вцепилась в нее, отчаянно пытаясь затащить обратно в карету. — Сювэй! Сделай что-нибудь, Мэнжво!

Глаза ее мужа были широко раскрыты, в них читалось отчаяние. Его голова закрутилась, когда ему каким-то образом удалось закрыть противоположную дверь кареты, но было ясно, что это был только вопрос времени — и не очень большого, — прежде чем эта дверь тоже будет сорвана с петель.

— Папа! — Крик его дочери наполнил его уши, когда ее вырвали из рук матери и она исчезла в бурлящем потоке тел, бьющихся о карету. Он услышал соответствующие крики из кареты слуг позади них, но они ничего не значили по сравнению с этим любимым голосом. Он проклинал трусливых кучеров и всадников, которые бросили их и пустились наутек в тот момент, когда воющая толпа выскочила из кустарника с обеих сторон. Если бы эти ублюдки стояли и сражались вместо того, чтобы бежать..! Не то чтобы в конце концов это принесло им какую-то пользу.

Он бросил последний взгляд назад в окно со своей стороны, затем выхватил кинжал из-за пояса.

— Мэнжво! — закричала его жена, глядя вслед дочери, прижимаясь к дверному косяку, когда мимо него к ней потянулось еще больше рук.

Она не видела, как он приближался, не понимала, что происходит, пока его кинжал не полоснул ее по горлу, перерезав яремную вену. Ее кровь забрызгала нападавших, пропитав их. Один или двое остановились, прижимая руки к глазам — чтобы прояснить зрение, а не от ужаса, — и ее муж выбросил ее умирающее тело за дверь. Она упала на мощеную дорогу, булькая и задыхаясь, когда умирала, и он бросился в короткий проход, который ее дергающийся труп проделал в толпе воющих дикарей. Он приземлился ей на спину и рванулся вперед, не позволяя себе думать об ужасной мягкости под ногами, не позволяя себе думать ни о чем, кроме своей потребности добраться до дочери. Не для того, чтобы спасти ее, потому что он не мог — не больше, чем смог спасти свою жену. Но если бы он только мог добраться до нее до того, как они повалили его на землю…

— Папа! — закричала семнадцатилетняя девушка, когда с нее сорвали зимний плащ, а платье разорвали в клочья. Ее сорочка последовала за ней, и ее похитители торжествующе взревели, когда извивалось и билось ее обнаженное тело.

Единственным оружием ее отца был его кинжал. Ему удалось ранить двоих нападавших, но затем кто-то набросился на него сзади, и он рухнул на проезжую часть. Он отчаянно сопротивлялся, а они смеялись над ним. Он кое-как поднялся на ноги, но кто-то вырвал кинжал у него из руки. Грубый крестьянский сапог пнул его в живот. Он упал, кашляя и давясь, и они снова подняли его.

— Папа!

Жесткие мозолистые руки заломили его руки за спину, выгибая спину, а другая рука запуталась в его элегантно ухоженных волосах. Это откинуло его голову назад, и они повернули его лицом к дочери, когда ее швырнули на ледяную землю, придавив конечности и широко раздвинув ноги.

— Пожалуйста! — взмолился он. — Милый Лэнгхорн, пожалуйста! Делайте со мной, что хочешь, но, пожалуйста..!

Кулак врезался ему в рот с такой силой, что выбил зубы.

— Заткнись и наслаждайся шоу, — прорычал уродливый голос. — Мы чертовски уверены, что так и сделаем!

И они смеялись над ним, в то время как крики его дочери наполняли его уши.

* * *

— Черт, — тихо сказал Чжоухэн Хусэн, когда он и Тэнгвин Сингпу натянули поводья. Он посмотрел вниз на обнаженное, изуродованное тело. Судя по всему, ей потребовалось много времени, чтобы умереть, но, по крайней мере, кто-то просто перерезал ей горло, когда они закончили насиловать ее. Мужчине, насаженному на оглоблю повозки — мужу или отцу, невозможно было судить о его возрасте по состоянию его зверски изуродованного тела, — повезло меньше. Почти дюжина других окоченевших, изломанных тел, две трети из которых были женщинами, лежали скрюченные и уже замерзшие вокруг второго фургона.

— Тупой ублюдок, — прорычал Сингпу, свирепо глядя горящими глазами на мертвеца. — Ты тупой, тупой ублюдок! Пытаешься убежать от них в проклятой карете Шан-вей?