Сквозь портал

Была середина июня, а жара уже стояла просто нестерпимая. У нашего курса с понедельника начиналась зачетная неделя. Жизнь снова текла своим чередом. О произошедших событиях напоминало полуразрушенное здание военного учебного корпуса на огромном поднявшемся пласте земли с разломом. Но эта территория была огорожена, внутри велись ремонтно-строительные работы. Да и в городе везде кипела работа по ликвидации последствий землетрясения. Дорогу, например, уже отремонтировали, и по ней, как и раньше, ездили автомобили. Парк расчистили от поваленных деревьев, людей из разрушенных домов расселили.

Сегодня пятница, и большинство моих сокурсников разъезжаются по домам на выходные. А я остаюсь в опустевшей общаге, и у меня будет время спокойно вспомнить события последних недель и подвести итоги.

Прошла уже неделя, как мы с Никитой вернулись в университет. Тогда, в конце мая, на военном аэродроме под Москвой нас встречала машина скорой помощи. Мы с Никитой слегка удивились – чувствовали-то себя отлично, только устали после длинного перелета. Но внутри машины нас ждали двое мужчин в штатском из очень серьезного военного ведомства. Они нам представились и сообщили, что в ближайшие несколько дней мы будем находиться под их неусыпным контролем и соблюдать все их инструкции. Пока ехали, они ввели нас в курс дела. Наши близкие родственники оповещены, что мы живы. Я уточнил по поводу своих родных и получил ответ, что и мои, и Никитины не пострадали. При этих словах я возликовал.

Версия, которую озвучили нашим близким и знакомым, – нас вытащили из-под завалов и в связи с серьезностью травм отправили вертолетом в Москву на лечение. На период нашего нахождения в Москве первые несколько дней нам связываться с кем-либо запрещено, а потом будут разрешены звонки, но только в присутствии наблюдателей. Нам сообщили, что мы направляемся в закрытое медицинское учреждение, чтобы пройти полный медицинский осмотр. Помимо этого мы должны будем дать подробнейший отчет о своих действиях и сопутствующих событиях, случившихся в этот период.

Нас привезли на закрытую территорию, и потянулись длинные, однообразные дни. Нас осматривали разные врачи, что-то меряли, щупали, делали томографию, просвечивали рентгеном, цепляли какие-то датчики, заставляли бегать, глубоко вдыхать и выдыхать. Мы плавали в бассейне, ныряли, отжимались, и все это под надзором врачей и с прикрепленными к телу датчиками. Я, кстати говоря, очень соскучился по плаванию. Еще в школе я лет шесть ходил на плавание и, говоря без ложной скромности, показывал очень неплохие результаты. Поэтому тесты в бассейне проходил с особым удовольствием. Потом были тесты на восприятие цвета, звука и запаха…

Каждый день мы, отдельно друг от друга, рассказывали под запись обо всех событиях, произошедших с нами начиная с момента заступления на дежурство. Причем однажды нас разбудили среди ночи, отвели в разные комнаты, и мы опять должны были все повторить.

На третий день пребывания в «санатории строгого режима», как мы окрестили это место, нам позволили позвонить родителям. Мы должны были сообщить, что у нас все хорошо, что нас скоро выпишут, но приезжать к нам не надо. Я чуть было не расплакался, когда услышал мамин голос, а вот мама расплакалась. Мне стоило больших усилий отговаривать ее от приезда. Зная маму, я не был уверен, что она послушается меня. А потом трубку взял отец, и я был счастлив услышать его спокойный голос.

– Илья, с тобой точно все в порядке? – спросил он меня. – Ты настаиваешь, чтобы мы не приезжали?

– Да, папа, – ответил я, втайне мечтая его увидеть. – Все в порядке. Приезжать НЕ НУЖНО.

Я специально сделал нажим на последних двух словах, мы с отцом всегда хорошо понимали друг друга.

– Понял, – ответил он после короткой паузы. – Не переживай, маму я беру на себя.

В тот момент я особенно остро осознал, что ужасно соскучился по дому, по маминым борщам и отцовским советам.

Нас продержали в «санатории» еще дней десять. После чего наблюдателям были переданы толстые папки с отчетами о состоянии нашего здоровья. Выводы, как я понял, всех удовлетворили.

Перед отправкой в университет с нами провели заключительный инструктаж о том, что мы не имеем права разглашать информацию о событиях, произошедших с нами, никому, даже самым близким людям. Во время этого инструктажа нам сообщили, кем на самом деле является дядюшка Ченг. Честно говоря, я был ошарашен, узнав, что он агент китайской разведки. Я-то думал, что помощь, которую нам оказывали китайцы, была бескорыстная, из лучших человеческих побуждений.

Спросил о роли Ксении в этом представлении. С моей души сняли тяжесть, ответив, что дядюшка использовал ее в своих целях втемную, как наблюдателя за нами с Никитой. Она ничего не подозревает. Контакт с Ксенией мне не запретили, но потребовали соблюдать максимальную осторожность во время разговоров. Мы с Никитой подписали необходимые документы о неразглашении.