Анна не вжалась в преграду, не дернулась, чтобы остановить, а просто глядела в синеватую мглу и ждала. Ждала конца. Потому что ей было. Все. Рав-но.
Когда кинжал оказался в руке папы, кто-то из следующего ряда всплеснул в ладони, и Анна вдруг завалилась на траву. Преграда спала, и давление с горла ушло. Приподняв голову и откашлявшись, она увидела Роксану. Белоснежные волосы, как змеи, вились вокруг ее головы, а молочная дымка, что окутывала Дмитрия, изменила направление и поплыла к девушке. Призрак взвыл. Он попытался остановить поток, но оказался в ловушке: нить натянулась и почти затрещала, обкручиваясь вокруг его шеи.
Черная вязь полилась из пальцев Анны и, стоило лишь подумать о ненависти, рванулась к Шедо. Дмитрий захрипел и оскалился.
«Анна, чтобы спасти людей, ты должна выпить его. Возьми у отца кинжал и вонзи его в грудь Шедо».
Подойдя ближе, Анна всмотрелась в бледное лицо некогда родного человека. Сейчас ей было все равно, кто он и что с ним будет. В ней горела только месть. Она жила только ради этого.
– Аня, не слушай ее! – вдруг закричал призрак. – Ты ошибаешься! – Он увеличился в размерах, и взмахнул черными руками-лентами. Но стоило коснуться Роксаны, он взвизгнул, словно от ожога, и черные конечности раздробились на ошметки. – Глоу, я тебя уничтожу! – заорал фантом звериным голосом и отступил, теряя в размерах.
Анна протянула руку и забрала у отца кинжал. Он сжимал рукоять так крепко, что пришлось разнимать его пальцы по одному.
– Семиденье закончилось, – промямлил призрак.
«Ты сильнее. Не слушай, чтобы он не говорил – он врет».
– Молчать! – завопил Шедо. Закрутив в воздухе нити, он бросил пучок в Анну, и ее окутал черный кокон. Он отрезал их с Дмитрием от мира, площадки и людей.
Анна решительно шагнула навстречу, крепко сжимая рукоять ножа. Один удар, и все закончится.
– Ты думаешь, что я виноват? Раскрой глаза, – говорил он. В его черных волосах путался серебристый свет луны. В красных глазах терялись печаль и боль. – Я скован условиями, законами и не могу делать то, что мне не дозволено. Могу пить только тех, кто облучен и принадлежит мне. Только тех, кто променял быструю кончину на продление жизни. Но она…
– Я не хочу тебя слушать, – зашипела Анна.
Дмитрий не останавливался:
– Этот ритуал – мой рок. Я вынужден проводить его раз в пятьдесят лет, чтобы не проваливаться в темноту. Но в тебе живет моя противоположность и лишь она может прекратит этот бесконечный круг. Шания – свет, Шедо – тень. Мы вместе должны быть, тогда мир войдет в равновесие, и никого не нужно будет пить. Никому не нужно будет умирать! Твоя жертва спасет всех, Анна!
– Я не буду тебя слушать! – гаркнула она и до белых косточек сжала рукоятку кинжала.
Дмитрий все говорил и говорил, а черная колба вокруг ширилась и двигалась, словно они в водовороте.
– Глоу вмешалась и связала вас с Разумовым. Но в тебе есть то, что заставляет тебя меня любить! Анна, ты ведь знаешь, что я говорю правду! Ты заблудилась в собственных снах, искала выход и не нашла. Разумов не давал тебе то, что мог подарить я, и ты чувствовала это.
– Ты несешь бред! Заткнись! Ты – убийца! Я любила Дениса, любила! А тебя – никогда!
Анна кричала и чувствовала, как слова разжигают в ней боль и чувства. Легче было ненавидеть и все вычеркнуть из себя, чем помнить любовь и сгорать вместе с ней. Безразличие отступило, и душу смяло от горя снова.
Дмитрий приблизился и коснулся холодными пальцами ее на щеки. Мерзкими и неприятными. Сжав рукоять в ладони, она собралась ударить.
– Прими меня. Шания…
– Я – Анна!
Мельком глянула на руку. Не может быть! Тот самый нож, которым был убит Денис. Взвыла. Стон показался таким громким, словно в ней проснулось невиданное чудовище.
Тьма хлынула в голову и, затопив глаза, сдавила щупальцами сердце и, будто выдрала его с корнем.
– А-ха-ха! Умница! – пророкотал Шедо. – Я знал, что ты на грани, но не настолько. Мрак ведь изнутри съедает, правда? А Глоу тебя просто подставила. С именинами, любимая!
– Умри, тварь! Я никогда с тобой не буду! – Анна замахнулась. Нож мягко вошел в призрачную плоть и растолкал черный дым. Дмитрий косо улыбнулся. Схватил липкими лентами-руками ее лицо и в миг обмотал тело.
– Думаешь, мне опасен твой детский ножик? Анна, ты была прекрасным носителем. Обязательно буду помнить тебя, всматриваясь в лицо Шании. Но она должна жить, а ты умереть. А теперь осталось самое простое, – он склонился и, прикоснувшись холодными губами, поцеловал ее. Упоительно долго, с наслаждением.
Холодный воздух ворвался в грудь и потянул нить души наружу. Анна чувствовала, как быстро ее покидает тепло, как уходят хорошие воспоминания и настоящие чувства. Все, что было дорого. Все, что она любила и ценила. На пустое место в душе заступал туман. Облик Дениса растворялся. Память стиралась и скукоживалась, как бумажная картинка от огня, оставляя лишь пепел и черноту. Анна ухватилась за последнюю ниточку: нефритовый взгляд Разумова и его слова: «Я люблю тебя», но они неумолимо уплывали глубоко в сознание, и душа ее безвозвратно разрушалась.