Слабо не влюбиться? (СИ)

Хищное хладнокровие на его лице сменяется буйной яростью. Глаза наливаются кровью, а тонкие ноздри угрожающе расширяются. Еще секунда, и Лапин снова попытается меня обездвижить, но я, черт возьми, не дам ему такой возможности.

В один прыжок подлетаю к двери и, врезавшись в нее всем телом, вываливаюсь наружу. Именно вываливаюсь, потому что в эту самую минуту силы окончательно меня покидают, и, запутавшись в собственных ногах, я неуклюже растягиваюсь на полу.

Однако мысль о том, что обидчик все еще рядом, действует как отрезвляющая пощечина. Резво принимаю вертикальное положение и стремглав несусь прочь. Сбесившееся сердце колотится где-то на уровне горла, а перед взором бликуют пьяные звезды. Но я не останавливаюсь. Бегу до тех пор, пока мое измученное страхом тело не впечатывается во что-то большое, твердое и теплое.

Снова теряю равновесие и второй раз за минуту оседаю задницей на пол. Благо, успеваю подставить руки, поэтому голова избегает встречи с керамической плиткой.

Я упала, но боли почти не ощущаю. Напряжения в мышцах — тоже. Все сожрал адреналин.

Поднимаю голову, и изо рта вылетает стон облегчения. Сердце успокоено замедляется, а паника наконец разжимает беспощадные челюсти, сомкнутые на моей шее.

Передо мной стоит Тёма. Мой солнечный мальчик. Мой лучший друг. Смотрит на меня сверху вниз и непонимающе хмурит брови.

Теперь мне точно ничего не грозит. Теперь я в безопасности.

— Малая, ты чего? — недоуменно интересуется он. — Привидение увидела?

Не дожидаясь моего ответа, он берет меня за руку и помогает подняться на ноги.

— А это что такое? — пронзительно голубой взгляд Соколова фокусируется на моих пылающих побагровевших запястьях. — Тебя кто-то обидел?

— Я… Мне… — заикаюсь, не зная, как рассказать другу о случившемся.

Сама я потихоньку прихожу в себя, но вот язык все еще заплетается.

Внезапно замечаю черную фигуру, которая мрачной тенью крадется по коридору. Лапин вышел из женского туалета и как ни в чем не бывало бредет прочь. Судя по расслабленному виду, угрызениями совести он не терзается.

Наверное, у меня на лице отражается какая-то эмоция, потому что секундой позже Артём перехватывает направление моего взгляда и, обернувшись, тоже замечает Демида.

— Это он, да? — Соколов, как всегда, понимает меня без слов.

Коротко киваю и шумно сглатываю. Страх снова протягивает ко мне свои когтистые лапы. С одной стороны, я страстно жажду, чтобы Тёма встал на мою защиту, но с другой — не хочу для него проблем.

Я открываю рот, чтобы попросить друга не марать об Лапина руки, но уже поздно: Артём на всех парах несется к моему обидчику. Перед разгневанным парнем с тихим гомоном расступается толпа, и Демид наконец замечает приближающегося соперника.

— Воу, пацан, не заводись! — он примирительно поднимает руки и натянуто улыбается. — Я тут не при чем.

Теперь Лапин выглядит просто жалко. Он ниже Тёмы и существенно худее него. Неравенство сил тут очевидно даже тем, кто ни черта не смыслит в боевых искусствах.

— Она утверждает обратное, — гневно цедит Соколов.

Его ладони сжимаются в кулаки, а на костяшках проступают белые пятна. Челюсти плотно сомкнуты, и на чуть выступающих скулах играют желваки.

— Я ничего не делал, — оправдывается Демид. — Кто ж знал, что твоя девчонка такая недотрога. Да ее обидеть — раз плюнуть!

— Ты прав, — мрачно подтверждает Тёма. — Только плюнуть тебе придется кровью.

Лицо парня искажается такой неистовой яростью, что мне самой вдруг делается не по себе. Я не подозревала, что Соколов может быть таким свирепым. Ангельский лик бесследно растворился, явив миру беспощадного воина.

— Эй, полегче! — перепуганный Демид пятится назад. — Только давай без рук, ладно? Ты же знаешь, кто мой папа.

О, как это низко — козырять отцовским статусом. Но Лапину, походу, и впрямь нечего больше предъявить.

Тёма подступает зловеще близко и, понизив голос, холодно бросает:

— Как скажешь. Без рук, так без рук.

А в следующий миг резко подается вперед и коротким мощным кивком ударяет Демида лбом в переносицу. По заполненному учениками коридору прокатывается шокированное «а-ах», а новенький, пошатнувшись, хватается за нос, из которого багровыми струями хлещет кровь.

— Еще раз ее тронешь, и придется подбирать с пола не только достоинство, но и зубы, — слегка наклонившись к задыхающемуся новенькому, шипит друг.

В ответ мат. Потом угрозы. И снова мат.

Лапин смотрит на Соколова дикими ненавидящими глазами, но при этом продолжает затравленно отступать назад. Ответного удара не последует. Максимум, что может Демид, — это чесать своим грязным языком.

— Закрой рот! — рявкает Тёма, обрывая поток словесного дерьма. — Иначе мое колено передаст привет твоим кишкам.

Пыхтя, Лапин наконец распрямляется и убирает руки от лица. Его нос выглядит ужасно — распух и весь в крови. Наверное, это перелом.

— Ты пожалеешь, гад, — отзывается он тихо.

— И что ты сделаешь? Нажалуешься папочке? — насмешливо интересуется Соколов. — Ну так давай. Думаю, он уже в курсе, что его сын — трусливый гондон.

— Пошел ты! — Демид сплевывает прямо на пол и нетвердым шагом устремляется прочь.