Слабость Виктории Бергман (сборник)

По собственному опыту он знал, что единственные безопасные люди – это чистые, беспримесные эгоисты. Они всегда действуют определенным образом, и можно заранее знать, что они предпримут.

Но если нарвешься на кого-нибудь вроде Жанетт Чильберг, человека, вся жизнь которого проходит под знаменем справедливости, предугадать развитие ситуации далеко не так легко. Только стопроцентного эгоиста можно обвести вокруг пальца с пользой для себя.

Заставить Жанетт Чильберг замолчать обычным способом не удастся. Необходимо проследить, чтобы у нее не было доступа к материалам, на которых он сидит. Фон Квист понимал: он, похоже, собирается совершить преступление.

Из нижнего ящика стола он достал папку тринадцатилетней давности и включил уничтожитель бумаг. Аппарат заурчал. Прежде чем скормить ему документы, фон Квист прочитал, на что указывал датский защитник Пера-Улы Сильверберга.

Обвинения многочисленны, не уточнены по времени и месту и потому особенно трудны для опровержения. Изначально судебное дело строится главным образом на рассказе девушки и том доверии, которое может быть проявлено к ее словам.

Фон Квист медленно сунул лист в шредер. Аппарат лязгнул и выдал узкие, нечитаемые лоскутки бумаги.

Следующий документ.

Другие доказательства, на которые ссылались во время судебного процесса, могут как усилить, так и ослабить доверие к показаниям девушки. На допросе она рассказала о некоторых действиях, которые совершил по отношению к ней Пер-Ула Сильверберг. Однако она оказалась не в состоянии закончить допрос. Некоторые ее высказывания едва ли могут демонстрироваться в видеозаписи полицейского допроса.

Еще бумага, еще лоскутья.

Касательно допроса: защита одобряет, что следователь задавал наводящие вопросы и добивался ответов. У девушки был мотив обвинять Пера-Улу Сильверберга в том, в чем его обвиняют. Если девушка сумеет доказать, что Пер-Ула Сильверберг стал причиной ее психического нездоровья, она сможет оставить приемную семью и вернуться домой в Швецию.

Домой в Швецию, подумал прокурор Кеннет фон Квист и улыбнулся уничтожителю бумаг.

прошлое

Нет никакой причины начинать сначала, сказал он.

Ты всегда принадлежала и всегда будешь принадлежать мне.

Она чувствовала себя так, словно была двумя разными людьми.

И один человек любил его, а другой – ненавидел.

Тишина ощущается как вакуум.

Он тяжело, шумно дышит всю дорогу до Накки, и этот звук полностью занимает ее.

Около больницы он заглушает мотор.

– Ну вот, – произносит он, и Виктория выходит из машины. Дверца с глухим стуком захлопывается. Виктория знает, что он останется сидеть в образовавшейся тишине.

Она знает также, что он останется здесь, и не надо оборачиваться, чтобы убедиться: расстояние между ними и вправду увеличивается. Ее шаги становятся легче с каждым метром, отделяющим ее от него. Легкие расширяются, и она наполняет их воздухом, таким непохожим на тот, что рядом с ним. Таким свежим.

Если бы не он, я бы не заболела, думает она.

Если бы не он, она была бы никем. Эту мысль она старается не додумывать до конца.

Ее встречает терапевт – женщина пенсионного возраста, которая, однако, до сих пор работает.

Шестьдесят шесть лет – и умна, как положено в ее возрасте. Сначала было утомительно, но всего после нескольких сеансов Виктория ощутила, что открываться стало легче.

Входя в приемную, Виктория первым делом видит ее глаза.

Их она ищет в первую очередь. В них можно приземлиться.

Глаза этой женщины помогают Виктории лучше понять себя. Они – вне возраста, они видят все, им можно доверять. Они не мечутся в панике, не говорят, что она безумна, но и не говорят, что она права или что они понимают ее.

Глаза этой женщины не льстят.