Слабость Виктории Бергман

– Как будто мое тело – не мое, или оно как будто излучает что-то, отчего люди думают, что могут делать со мной, что хотят. Могут ударить меня, трахнуть меня, им все равно, хочу я этого или нет.

Я говорю, что мне ужасно больно, но им без разницы.

Вульводиния, подумала София. Нежеланный секс и сухая слизистая оболочка.

Вот девушка, которая не знает, как это – желать, которая научилась только спать и видеть сны о том, чтобы уйти. Пустота, которую дает сон, для нее означает свободу.

Может быть, поведение Ульрики в пивной содержало необходимый элемент. Ситуация, в которой именно она принимала решение, контролировала положение. Ульрика настолько не привыкла действовать, исходя из собственных желаний, что просто не ощущает саму себя.

Можно впасть в заблуждение, думая, что речь идет о диссоциации. Однако диссоциация развивается в подростковом возрасте, это детский защитный механизм.

Случай Ульрики – это скорее конфронтационное поведение, подумала София, у нее пока не было лучшего определения. Нечто вроде когнитивной самотерапии.

София знала, что во время изнасилования в гостинице девушку накачали каким-то веществом, из-за которого мышцы влагалища парализовало и она не могла сомкнуть их.

Она понимала состояние Ульрики – возможная ано рексия, презрение к себе, долгий период алкоголизма плюс биография, расцвеченная дружками-абьюзерами. Все это было результатом одного-единственного события, произошедшего семь лет назад.

Во всем был виновен Карл Лундстрём.

Вдруг Ульрика побледнела еще больше:

– Что это?

София не поняла, о чем она спрашивает. Взгляд девушки был прикован к чему-то, лежащему на столе.

Пять секунд прошли в молчании. Потом Ульрика поднялась и взяла в руки распечатку, которая все это время пролежала на стопке бумаг. Портрет Вигго Дюрера.

София не знала, как реагировать. Черт, подумала она. Ну как можно быть такой опрометчивой.

– Это адвокат Карла Лундстрёма, – выдавила она. – Ты встречала его?

Несколько секунд Ульрика смотрела на фотографию, потом положила распечатку на стол.

– Да забудьте. Первый раз его вижу. Обозналась. – Девушка попыталась улыбнуться – по мнению Софии, неудачно.

Ульрика Вендин где-то видела Вигго Дюрера.

Гамла Эншеде

– Ну, как поступим с дочерью? – Хуртиг посмотрел на Жанетт. – Она, конечно, крайне интересна. Добудь о ней столько информации, сколько сможешь. Имя, где живет и так далее. Ну, ты сам знаешь.

Хуртиг кивнул:

– Объявить ее в розыск?

Жанетт подумала.

– Пока не надо. Подождем, посмотрим, что мы о ней найдем. – Она встала, собираясь вернуться к себе. – Я позвоню фон Квисту, предложу встретиться завтра. Хочу услышать, что произошло. – Перекусим, прежде чем ехать по домам? – Хуртиг посмотрел на часы.

– Нет, я поем дома. Хочу глянуть на Юхана, прежде чем он свалит к приятелю или запрется у себя.

После короткого телефонного разговора (назначить встречу касательно закрытого предварительного расследования по делу Пео Сильверберга) Жанетт села в машину и поехала домой.

Стокгольм показался ей еще более серым и сырым, чем когда-либо. Бесцветный вечер. Черно-белый город. Ни одной краски.

Но на горизонте, сквозь светящиеся края разорванных туч, проглядывало синее небо. Когда Жанетт вылезала из машины, пахло земляными червями и мокрой травой.

Когда в начале шестого Жанетт вошла в дом, Юхан сидел перед телевизором. Она заглянула в кухню – посмотреть, поел ли он уже. Жанетт подошла к сыну и поцеловала его в голову:

– Привет, старик. Хороший был день?

Юхан, не отвечая, пожал плечами.

– Какие планы на вечер?

– Ну хватит, – кисло буркнул мальчик, поджал ноги и потянулся за пультом. – Бабушка с дедушкой прислали открытку. Я положил ее на стол в кухне. – Он сделал звук погромче.

Жанетт вернулась на кухню, взяла открытку, посмотрела на картинку. Великая китайская стена, высокие горы и волнистый зеленый пейзаж.

Жанетт прочитала, что написано на обороте. Чувствуют себя хорошо, но скучают по дому. Обычные фразы. Все под контролем. Жанетт прикрепила открытку на холодильник, собрала из мойки грязную посуду и загрузила посудомоечную машину, после чего поднялась наверх, принять душ.

Когда она снова спустилась, Юхан уже скрылся у себя, и Жанетт услышала, что он запустил какую-то компьютерную игру.

Несколько раз она пыталась проявить интерес к этим играм, но почти сразу сдавалась – игры всегда оказывались слишком мудреными и жестокими.

Они с Оке когда-то размышляли, не запретить ли Юхану эти игры, становящиеся все более кровавыми, но быстро поняли: запрещать бессмысленно. Такие игры есть у всех его приятелей, так что на практике запрет не имел бы никакого эффекта. Жанетт вспомнила, как Юхан, тогда восьмилетний, ночевал у приятеля и на следующий день гордо сообщил, что они смотрели “Сияние”.

Фильм, который они с Оке не разрешили бы ему смотреть.

А родители того приятеля – учителя из школы Юхана.

“Я – гиперопекающая мамаша?” – подумала она, и тут ей кое-что пришло в голову. Какую там игру он клянчил в последний раз? Которая есть у всех, кроме него? Жанетт пошла на кухню и позвонила Хуртигу.

– Привет. Можешь мне кое с чем помочь?