Сладкая песнь Каэтаны

– Вы забыли, что поезд уже не проходит через Триндаде.

Полидоро побледнел и закрыл лицо руками. Он дрожал, как в приступе малярии, когда его покрывали бесполезными одеялами. Виржилио услышал приглушенные звуки, исходившие из его груди. И содрогнулся от рыдания, которое было то ли его друга, то ли его собственным.

Иногда Виржилио в буколическом порыве называл женщин заведения Джоконды священными коровами с берегов Ганга: хотел, чтобы они гордились тем, что вызывают у простых смертных такие сильные чувства.

– Коровы не отличаются красотой, но они способны беспрерывно и неустанно мычать в течение двадцати часов.

Джоконду он не убедил.

– Если это похвала, то почему же нас называют коровами, когда хотят обидеть?

Отдыхая по понедельникам в гостиной веселого дома, Виржилио пытался внушить Трем Грациям – Диане, Себастьяне и Пальмире, – что «корова» вовсе не грубое слово: в Индии коров почитают больше, чем людей.

– В этой стране считается, что именно коровы породили человечество среди мочи и экскрементов, в том числе женщин. А кроме того, коровы способны на сумасбродство, как, например, поэты, – добавил он мечтательно.

Виржилио остуживал поданный Джокондой чай, беспрестанно дуя на него. Подкрепившись горячим напитком, посетовал на то, что в природе слишком много острых приправ.

– Вот, например, у меня в голосе – соль, перец и чеснок. Я прочитал столько лекций, что голосовые связки у меня никуда не годятся, а пенсия нищенская.

Довольный вниманием слушательниц, Виржилио пожелал наградить Джоконду благородным эпитетом.

– А вы одновременно и царица коров, и римская матрона.

Заподозрив, что учитель отнес ее к категории женщин, уже непригодных для любви, Джоконда обиделась: подобные титулы намекают на то, что быстро отрываемые листки календаря лишили ее последних следов молодости.

– Я не предлагаю вам посыпанное сахарной пудрой печенье, оно кончается, – сказала она как последняя скареда.

Заметив, что хозяйка дома рассердилась, Виржилио начал защищать свои исходившие от чистого сердца аналогии: ведь римские матроны оказывали влияние не только на своих домашних, но и на сенат. А сколько заморских провинций было разграблено по их просьбам!

– Иногда я мешаю все на свете, точно тасую колоду карт. Плохой я игрок. Никогда мне не попадался в руки джокер[12]. Впрочем, единственный джокер в Триндаде – это Полидоро.

С напускной скромностью он перед Тремя Грациями сложил с себя титул ревностного наблюдателя повседневной жизни и душ человеческих, как бы наказывая себя за нечаянно нанесенные этим женщинам обиды.

Джоконду его объяснения удовлетворили: она питала нежность к этому знатоку реальности. Теперь она оценила оригинальность нарисованного им ее портрета. И, желая сделать ему приятное, похвалила его мужские достоинства – такие нечасто встречаются в последнее время.

– Не спрашивайте, которая вас похвалила. В этом доме я заменяю священника: выслушиваю исповеди и никого не выдаю.

Виржилио покраснел. Никогда он не ценил высоко дарованный ему природой инструмент, напротив, из-за того, что частенько ему не хватало пороху, он расходовал силы осмотрительно.

– Вы уверены, что речь шла обо мне?

Он поправил галстук перед зеркалом, полыхавшим красными отблесками, ибо такого огненного цвета были и обои, и диваны. Возможно, мужской силой он обязан матери, грудь которой сосал до трехлетнего возраста. Приблизившись к груди, жадно впивался в нее. Он стоял, а мать сидела, дожидаясь, когда же она сможет вернуться к домашним делам.

– Ах, Джоконда, как бы ни злословили о женщинах, на самом деле они – лучшие земные плоды.

Джоконда мало-помалу научилась не раскрывать до конца перед людьми свою душу. Она давно уже похоронила чувства и заменила их словами, которые слетали с ее уст, наряженные арлекинами, коломбинами и пьеро, и этот маскарад скрывал великий пост после мясоеда. Особенно по воскресеньям она проваливалась в пустоту несмотря на то, что к столу подавались в изобилии и рис, и фасоль, и свиная вырезка, и жареная маниоковая мука.

В этот понедельник клиенты, непонятно почему, жаждали поскорей вернуться к семейным очагам и потому беспрестанно зевали. Накопленная за долгое и нудное воскресенье в кругу семьи тоска вконец их допекла, и они явились в веселый дом из верности обычаю, хотя, конечно, их влекло сюда и желание.

Даже Виржилио, когда пришел, сразу же заявил, что через полчаса уйдет. Не надо его обихаживать, снимать с него пиджак, как с клиента, который проведет в постели с одной из Граций не один час. В баре гостиницы «Палас» его ждет Полидоро, им о многом надо поговорить.

– Жаль, Джоконда, что вы не можете туда зайти. Здание старое, но все еще импозантное. Там никто никуда не спешит. А вот страна спешит. Наше счастье, что Бразилия может развиваться без нас! – добавил он, чтобы ободрить собеседницу.

Прежде чем отдать ему шляпу, Джоконда почистила ее щеткой.

– Когда стану почтенной старушкой, зайду выпить стаканчик вина с вами, ждать осталось недолго.