Сладость на корочке пирога

— Ты упомянула, что Доггер работал шофером. У твоего отца есть автомобиль?

На самом деле, да, у отца был старый «роллс-ройс фантом II», стоявший в каретном сарае. В действительности машина принадлежала Харриет, и с тех пор, как в Букшоу пришло известие о ее смерти, машиной ни разу не пользовались. Более того, хотя отец сам не умел водить, он никому бы не позволил притронуться к «роллс-ройсу». И этот великолепный породистый шедевр автомобилестроения, с длинным черным капотом, высоким никелированным радиатором со статуэткой и переплетающимися буквами «R», был отдан на откуп полевым мышам, давно нашедшим лазейки внутрь салона и обосновавшимся в бардачке из красного дерева. Даже невзирая на обветшалость, его до сих пор иногда называли «тот самый “ройс”», как представители высшего общества часто именуют такие автомобили.

«Только деревенщина может называть это “роллс-ройсом”», — заявила Фели, когда я на миг потеряла бдительность в ее присутствии.

Когда мне хотелось побыть одной в месте, где можно было рассчитывать, что меня не потревожат, я забиралась в запыленный «роллс-ройс» Харриет и часами сидела в тепле, окруженная истершейся плюшевой обивкой и потрескавшейся кожей.

Неожиданный вопрос инспектора заставил меня вернуться мысленно в темный штормовой день минувшей осени, день, когда шел проливной дождь и неистово дул ветер. Из-за риска угодить под падающую ветку гулять в лесу около Букшоу было слишком опасно, так что я выскользнула из дома и пробилась сквозь бурю в каретный сарай, чтобы хорошенько поразмышлять. Внутри стоял «Фантом» и тускло поблескивал в темноте, а снаружи выла буря, и ураган бился в окна, словно племя голодных баньши. Моя рука уже легла на ручку дверцы, и тут я поняла, что в машине кто-то есть. Я чуть не подпрыгнула до потолка. Но потом осознала, что это отец. Он сидел там и плакал, не обращая внимания на бурю.

Несколько минут я неподвижно стояла, боясь шелохнуться и едва осмеливаясь вздохнуть. Но когда отец медленно потянулся к ручке, я по-кошачьи упала на четвереньки и закатилась под машину. Уголком глаза я видела, как его идеально отполированные веллингтоны[13] спускаются с подножки, и когда он медленно уходил, я слышала, как у него вырвалось что-то вроде сдавленного всхлипа. Я долго лежала там, глядя на днище «роллс-ройса» Харриет.

— Да, — ответила я. — В каретном сарае стоит старый «фантом».

— И твой отец не водит?

— Нет.

— Ясно.

Инспектор осторожно отложил ручку и записную книжку, словно они были сделаны из венецианского стекла.

— Флавия, — произнес он (и я не могла не заметить, что я больше не «мисс де Люс»), — я должен задать тебе очень важный вопрос. Твой ответ будет иметь решающее значение, ты понимаешь?

Я кивнула.

— Я знаю, что именно ты сообщила об этом… происшествии. Но кто обнаружил тело?

Я лихорадочно думала. Если я скажу правду, повредит ли это отцу? Знает ли уже полиция, что я позвала Доггера на огородную грядку? По всей видимости, нет: инспектор только что узнал имя Доггера, так что разумно предположить, что его еще не успели допросить. Но когда они это сделают, что он скажет? Кого из нас он будет защищать — отца или меня? Существует ли какой-нибудь новый тест, способный показать, была ли жертва еще жива, когда я ее обнаружила?

— Это я, — выпалила я. — Я нашла тело.

— Я так и думал, — сказал инспектор Хьюитт.

Повисло неловкое молчание. Его нарушило появление сержанта Вулмера, сопровождавшего моего отца.

— Мы обнаружили его в каретном сарае, сэр, — объявил сержант. — Он прятался в автомобиле.

— Кто вы, сэр? — требовательно спросил отец. Он был в ярости, и на мгновение я увидела в нем человека, которым он когда-то был. — Кто вы и что делаете в моем доме?

— Я инспектор Хьюитт, сэр, — сказал инспектор, поднимаясь. — Благодарю вас, сержант Вулмер.

Сержант отступил на два шага назад, оказавшись в дверном проеме, и затем скрылся из виду.

— Что же, — сказал отец, — в чем дело, инспектор Хьюитт?

— Происшествие, сэр. В вашем огороде обнаружили тело.

— Что вы имеете в виду под «телом»? Труп?

Инспектор Хьюитт кивнул.

— Да, сэр, — подтвердил он.

В этот момент я осознала, что у отца нет синяков, царапин, порезов… никаких повреждений, во всяком случае видимых. Я также заметила, что его лицо начало бледнеть, за исключением краснеющих ушей.

И я также обратила внимание, что инспектор тоже все это заметил. Он не сразу ответил на вопрос отца, держа паузу.

Отец отвернулся и прошел через длинную арку к бару, проводя пальцами по поверхностям всех предметов мебели, попадавшихся ему на пути. Он смешал себе джин с содовой и опустошил стакан со стремительной легкостью, выдававшей более частую практику в этом деле, чем я могла предположить.

— Мы еще не опознали тело, полковник де Люс. Вообще-то, мы надеялись, что вы нам поможете.

При этих словах лицо отца побелело еще сильнее, если это было возможно, и уши заалели огнем.

— Простите, инспектор, — произнес он едва слышно. — Пожалуйста, не просите меня об этом… Я не в ладах со смертью, видите ли…