Читаем Сладострастие бытия (сборник) полностью

Кармела села. Голова ее была занята своими мыслями. Она думала: «Как мне следует причесаться в четверг? Я попрошу ее помочь мне сделать такую же прическу, как тогда, когда она подарила мне сари. О, это слишком прекрасно! Не может быть, чтобы они взяли меня сниматься».

Санциани отодвинула тарелки в сторону.

– Так, карты у нас есть. Тогда я снимаю, – сказала она. – Левой рукой или правой? Не имеет значения?.. Вот так. И я вытаскиваю двадцать одно очко, не так ли?

«Вот как, это уже совсем другая игра», – подумала Кармела.

Санциани закончила раскладывать перед собой невидимые карты и посмотрела на стол неподвижным и беспокойным взглядом.

– Мое недавнее семейное горе? – произнесла она, словно отвечая на заданный ей вопрос. – Да. В конце зимы умер мой отец… Всякий раз мой ребенок вмешивается в мои карты… Нет, не приблизительно… Я потеряла его ровно три с половиной года назад. Заведу ли я еще ребенка? Вы не думаете?.. Конечно же нет. Тем хуже. Я бы так любила…

Она смолкла и на некоторое время погрузилась в молчание и грусть, как бы уйдя в себя.

– Женщина никогда не рожает ребенка от того мужчины, которого она любит, – прошептала она.

– Ваш обед остынет, синьора, – мягко напомнила Кармела.

Санциани, казалось, не слышала ее слов. Посмотрев девушке в глаза, она сказала:

– Мне особенно хотелось бы порасспросить вас, госпожа Шульц, о том, кого вы называете бубновым королем. Три карты сверху, вот так… Надежды нет никакой: муж никогда не даст мне развода. Даже если я уеду за границу. Так что с бубновым королем?.. Еще три карты… Он бросит меня? Вы уверены? Из-за женщины? Нет? Это ужасно! Подумать только, ведь я всем пожертвовала ради него…

Кармеле никак не удавалось сосредоточиться. Она думала только о своей предстоящей пробе. Что же это такое – проба? Что она должна будет делать? «Может быть, купить новое платье и сходить к парикмахеру? Спрошу у синьора Гарани… Но до четверга они, несомненно, передумают и возьмут девушку красивее меня».

Занятая разговором с таинственными голосами, Санциани продолжала:

– В этот год в моей жизни произойдут большие перемены? Окруженный водой дом? Нет, не понимаю. Я там буду жить… Семь карт… Очень богатый мужчина, с которым я еще не знакома? И я буду счастлива… как никогда до этого не была? Тогда мне не стоит терять надежду.

Ей был предсказан венецианский период ее жизни, а она этого даже не поняла.

Теперь Санциани ухватилась за мысль об этом очень богатом мужчине, с которым ей суждено было встретиться. Откуда он? Чем занимается? Финансист? Боже, как это скучно! Но такой могущественный, что с ним вынуждены считаться многие правительства? Бельгиец, немец, датчанин… Госпожа Шульц точно сказать не могла. Во всяком случае центр его дел находится в одной из северных стран.

– Значит, это там у меня будет этот большой дом, окруженный водой?

Лукреция, подумав о портовых городах Северного моря и Балтики, поморщилась. Это казалось ей маловероятным.

Однако она повторила данные ей советы: воспользоваться этим периодом благополучия для того, чтобы обеспечить себя на будущее, скопить собственные деньги, сделать разумные капиталовложения. Потому что после этого наступят тяжелые времена. Взлеты будут чередоваться с падениями, жизнь пройдет очень бурно…

– Значит, конец моей жизни будет трудным?.. И в каком возрасте это случится?.. Можете говорить, я абсолютно ничего не боюсь. Кстати, я знаю, что умру молодой. Нет? Тогда скажите, в каком возрасте это случится.

На мгновение она смолкла. На лице ее появилась полуулыбка.

– В шестьдесят восемь лет, – прошептала она. – Шестьдесят восемь…

«Если меня возьмут сниматься в фильме, – думала в это время Кармела, – как мне сказать в отеле, что я ухожу от них? И где я буду жить?» Радость была слишком большой, надо было запретить себе такие мечты.

Тут она увидела, как Санциани вдруг выпрямила спину, повернулась к зеркалу и закричала, схватившись ладонями за голову:

– Но ведь мне как раз шестьдесят восемь лет!

И без памяти рухнула грудью на стол.

– Синьора, синьора! – испуганно воскликнула Кармела.

Она похлопала графиню по рукам, затем смочила ее лицо холодной водой.

«Вот так. Я не обращаю на нее внимания, я больше не думаю о ней», – промелькнуло в ее голове.

Старуха пришла в себя и медленно качнула головой от одного плеча к другому.

– Что с вами, синьора? Что случилось? – спросила Кармела.

– Не знаю. Я ничего не понимаю. В голове словно прошел электрический разряд. Как мне нехорошо…

– Лягте в постель…

За последние дни Санциани сильно похудела, и Кармеле не составило труда уложить ее на кровать.

Затем она подала ей тарелки, и Санциани трясущимися руками и с потерянным выражением на лице принялась есть свою уже остывшую пищу.

Глава VIII

Консьерж Ренато вначале даже не сразу сообразил, о ком его спрашивают, поскольку седовласый господин, задавая вопрос, отвернул голову в сторону.

– Извините, синьор, кого вы спрашиваете?

– Графиню Санциани… – ответил седовласый господин.

– Как мне о вас доложить?

Перейти на страницу:

Все книги серии Иностранная литература. Современная классика

Время зверинца
Время зверинца

Впервые на русском — новейший роман недавнего лауреата Букеровской премии, видного британского писателя и колумниста, популярного телеведущего. Среди многочисленных наград Джейкобсона — премия имени Вудхауза, присуждаемая за лучшее юмористическое произведение; когда же критики называли его «английским Филипом Ротом», он отвечал: «Нет, я еврейская Джейн Остин». Итак, познакомьтесь с Гаем Эйблманом. Он без памяти влюблен в свою жену Ванессу, темпераментную рыжеволосую красавицу, но также испытывает глубокие чувства к ее эффектной матери, Поппи. Ванесса и Поппи не похожи на дочь с матерью — скорее уж на сестер. Они беспощадно смущают покой Гая, вдохновляя его на сотни рискованных историй, но мешая зафиксировать их на бумаге. Ведь Гай — писатель, автор культового романа «Мартышкин блуд». Писатель в мире, в котором привычка читать отмирает, издатели кончают с собой, а литературные агенты прячутся от своих же клиентов. Но даже если, как говорят, литература мертва, страсть жива как никогда — и Гай сполна познает ее цену…

Говард Джейкобсон

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Последний самурай
Последний самурай

Первый великий роман нового века — в великолепном новом переводе. Самый неожиданный в истории современного книгоиздания международный бестселлер, переведенный на десятки языков.Сибилла — мать-одиночка; все в ее роду были нереализовавшимися гениями. У Сибиллы крайне своеобразный подход к воспитанию сына, Людо: в три года он с ее помощью начинает осваивать пианино, а в четыре — греческий язык, и вот уже он читает Гомера, наматывая бесконечные круги по Кольцевой линии лондонского метрополитена. Ребенку, растущему без отца, необходим какой-нибудь образец мужского пола для подражания, а лучше сразу несколько, — и вот Людо раз за разом пересматривает «Семь самураев», примеряя эпизоды шедевра Куросавы на различные ситуации собственной жизни. Пока Сибилла, чтобы свести концы с концами, перепечатывает старые выпуски «Ежемесячника свиноводов», или «Справочника по разведению горностаев», или «Мелоди мейкера», Людо осваивает иврит, арабский и японский, а также аэродинамику, физику твердого тела и повадки съедобных насекомых. Все это может пригодиться, если только Людо убедит мать: он достаточно повзрослел, чтобы узнать имя своего отца…

Хелен Девитт

Современная русская и зарубежная проза
Секрет каллиграфа
Секрет каллиграфа

Есть истории, подобные маленькому зернышку, из которого вырастает огромное дерево с причудливо переплетенными ветвями, напоминающими арабскую вязь.Каллиграфия — божественный дар, но это искусство смиренных. Лишь перед кроткими отворяются врата ее последней тайны.Эта история о знаменитом каллиграфе, который считал, что каллиграфия есть искусство запечатлеть радость жизни лишь черной и белой краской, создать ее образ на чистом листе бумаги. О богатом и развратном клиенте знаменитого каллиграфа. О Нуре, чья жизнь от невыносимого одиночества пропиталась горечью. Об ученике каллиграфа, для которого любовь всегда была религией и верой.Но любовь — двуликая богиня. Она освобождает и порабощает одновременно. Для каллиграфа божество — это буква, и ради нее стоит пожертвовать любовью. Для богача Назри любовь — лишь служанка для удовлетворения его прихотей. Для Нуры, жены каллиграфа, любовь помогает разрушить все преграды и дарит освобождение. А Салман, ученик каллиграфа, по велению души следует за любовью, куда бы ни шел ее караван.Впервые на русском языке!

Рафик Шами

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Пир Джона Сатурналла
Пир Джона Сатурналла

Первый за двенадцать лет роман от автора знаменитых интеллектуальных бестселлеров «Словарь Ламприера», «Носорог для Папы Римского» и «В обличье вепря» — впервые на русском!Эта книга — подлинный пир для чувств, не историческая реконструкция, но живое чудо, яркостью описаний не уступающее «Парфюмеру» Патрика Зюскинда. Это история сироты, который поступает в услужение на кухню в огромной древней усадьбе, а затем становится самым знаменитым поваром своего времени. Это разворачивающаяся в тени древней легенды история невозможной любви, над которой не властны сословные различия, война или революция. Ведь первое задание, которое получает Джон Сатурналл, не поваренок, но уже повар, кажется совершенно невыполнимым: проявив чудеса кулинарного искусства, заставить леди Лукрецию прекратить голодовку…

Лоуренс Норфолк

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии
Алые Паруса. Бегущая по волнам. Золотая цепь. Хроники Гринландии

Гринландия – страна, созданная фантазий замечательного русского писателя Александра Грина. Впервые в одной книге собраны наиболее известные произведения о жителях этой загадочной сказочной страны. Гринландия – полуостров, почти все города которого являются морскими портами. Там можно увидеть автомобиль и кинематограф, встретить девушку Ассоль и, конечно, пуститься в плавание на парусном корабле. Гринландией называют синтетический мир прошлого… Мир, или миф будущего… Писатель Юрий Олеша с некоторой долей зависти говорил о Грине: «Он придумывает концепции, которые могли бы быть придуманы народом. Это человек, придумывающий самое удивительное, нежное и простое, что есть в литературе, – сказки».

Александр Степанович Грин

Классическая проза ХX века / Прочее / Классическая литература