Сладострастие бытия (сборник)

– Я была уверена в том, что ты придешь. Я ждала твоего визита, – сказала она, не двигаясь.

Он несколько мгновений простоял молча, потом придвинул к себе стул и сел.

– Как ты могла догадаться?.. – спросил он. – Твои чувства всегда удивляли меня.

Он снова стал смотреть куда-то в сторону.

– Но все, что ты можешь сказать, будет бесполезно, – снова произнесла она. – К тебе я не вернусь.

– Речь не об этом, дорогая моя, вовсе не об этом, – ответил он с беспокойством. – Прежде всего, большую часть времени я живу в деревне… Я пришел просто…

Ему не удалось произнести слова «помочь тебе», и он поэтому снова повторил: «…потому что проходил мимо».

– Только не думай, что я останусь одна, – сказала она. – Я нашла такого мужчину, который мне нужен.

– Тем лучше, тем лучше для тебя, – мягко ответил на это Санциани.

Его будто бы заинтересовала лепнина над шкафом. Колено его слегка подрагивало. Но это было не старческое дрожание, а старый тик праздности.

– Я буду жить с Вильнером, – объявила она.

Услышав это имя, граф Санциани снова поморщился.

– Как, он еще жив? – спросил он. – Не знаю почему, но я считал, что он уже умер. Хотя я так давно покинул свет… Значит, это все еще продолжается? Несмотря на все твои похождения?.. Можно поверить, что это поистине великая любовь.

– Да, это моя великая любовь. И единственная. Я живу только благодаря Вильнеру.

– Думается мне, что не очень-то он щедр, – сказал Санциани, обведя рукой комнату. – Заработав за свою жизнь столько денег, он мог бы снять тебе жилье и поприличнее.

– Для меня деньги не имеют значения. Главное – чувствовать, что ты живешь своей полной жизнью! – воскликнула она, вставая.

Это резкое движение заставило ее вскрикнуть от боли, которая вызвана была уже не воспоминаниями, а сегодняшней болезнью и была как сильный удар в спину.

– Бедная моя Лаура… все это бессмысленно, – сказал Санциани, покачав головой.

– Я больше не Лаура, я – Лукреция, – сказала она в ответ.

– Прости, но я никогда не смогу привыкнуть называть тебя этим глупым и крикливым именем, которое ты сама себе выбрала. В наших кругах люди имен не меняют. Лаура – такое очаровательное имя. Для меня ты всегда останешься Лаурой.

– Именно для того, чтобы меня не звали так, как ты звал меня когда-то, я и сменила имя. Чтобы стать другой.

Санциани пожал плечами:

– Однако же у тебя хватило смекалки сохранить первую букву имени для того, чтобы не менять гравировки на своих вещах. Да к тому же, бедный мой друг, это уже не имеет никакого значения. И спор этот глуп.

Но Лукреция уже вошла в раж. И принялась обвинять несчастного старика в том, что тот никогда не понимал ее, никогда не любил, не знал ее существа. Что всегда относился к ней с улыбкой и снисходительностью, что это было оскорбительно, поскольку так относятся только к малым детям или к домашним животным.

– Ты больше всего интересуешься своими лошадьми!

– У меня уже нет никаких лошадей, – сказал Санциани.

– Когда я говорила тебе, что несчастна, ты вез меня в театр. Когда я сказала тебе, что собираюсь изменить, ты с улыбкой погладил меня по щеке. И ни одного упрека, ни одной сцены ревности…

– И все-таки я до сих пор не простил тебе того, что ты изменила мне с мужчиной, который был старше меня, – сказал Санциани и сам удивился собственной смелости.

Бедняга ничего не мог понять. Особенно удручало его то, что женщина, которая, казалось, похоронила его для себя сорок четыре года назад, за те пять минут, что они виделись вновь, высказывала ему те же самые упреки, те же самые оскорбления, что и тогда, когда происходила сцена их разрыва. Эта сцена, воспоминания о которой постоянно роились в его голове, стала его несчастьем, его горькой долей на всю жизнь. «И она ничего не забыла… Это несомненно», – подумал он. Стараясь успокоить ее, он произнес:

– Но теперь это уже не имеет никакого значения, дорогая, никакого значения.

Но ей надо было крикнуть ему, что она любит Вильнера, что она – любовница Вильнера, что отправится за ним на край света, что согласится жить где угодно, лишь бы только быть с ним рядом, что, стоя перед ним на коленях, она гораздо выше, чем если бы стояла в полный рост рядом с любым другим мужчиной. Она знала его ужасную репутацию и все его недостатки. Но ей уже надоели «порядочные мужчины». «Порядочные мужчины» – это холод, бесчувственность, условности, ирония вместо сердца. Это – Санциани, который не смог даже ни прослезиться, ни погоревать по-настоящему, когда умер их ребенок.

Старик поднял голову.

– А ведь и правда, у нас был ребенок, – сказал он. – Должен признаться, что я об этом никогда не думал. Он так быстро покинул нас!

– Три года для тебя – «так быстро»?!

– Нет, уверяю тебя, два года.

– Повторяю, три. Видишь, ты даже этого не знаешь!

Спор их был безнадежным, поскольку он продолжал утверждать, что ребенок умер в двухлетнем возрасте, а она настаивала на том, что это несчастье случилось, когда ребенку было три года.

– Во всех семьях умирают дети, – сказал он, как бы делая шаг к примирению.

– Мне кажется, что я жила в окружении восковых фигур, – ответила она на это.