Slash. Демоны рок-н-ролла в моей голове

Так что Ронни оставил наши вещи у автобуса и вернулся в отель за остальными сумками. Какой-то парень выждал и схватил первые попавшиеся две сумки – как раз наши с Даффом наволочки. Мы почти не стирали белье – никто тогда не заботился о нашем комфорте. Время от времени – и не чаще – мы ходили в прачечную, где стирали одежду в автоматах за монеты. Мы носили то, в чем вышли из дома, и при каждом удобном случае добывали новые футболки. Как только джинсы у меня полностью сносились, я влез в свои кожаные штаны и не снимал их до конца турне. Мы с Даффом и Иззи жили по принципу «на чужую одежду плоха надежда» (как вам каламбур?). Все свое барахло мы кидали в бельевой мешок или наволочку: чистое вместе с грязным. В украденной наволочке лежало все, что мне тогда было нужно: носки, новая футболка, мой ежедневник – все, что я мог бы надеть. Похоже, к тому моменту мы достигли достаточного успеха, чтобы кому-нибудь захотелось украсть мой «багаж», как будто это что-то ценное. Думаю, это круто. А тогда это было совсем не круто, потому что у меня не осталось одежды и я опаздывал на интервью на радио. Интервью мне нужно было давать лично в студии, в прямом эфире, и пришлось заявиться туда завернутым в полотенце из отеля. Я попросил Ронни отнести мой «багаж» в автобус, пока приму душ, одеться планировал уже в дороге. На радио мне подарили футболку.

Mötley были единственной группой из Лос-Анджелеса, с которой мы работали вместе на профессиональном уровне. И это вполне логично, ведь они единственная группа, которую мы уважали и с которой хотели стать товарищами. Я по-прежнему был убежден, что никто не знает, кто мы такие, но, очевидно, кто-то все же нас знал, потому что зрителям нравились наши выступления, и проходили они потрясающе. Вместе мы стали настоящим составом «плохих парней» и вели себя соответственно.

Как-то раз вечером мы с Никки Сиксом соревновались, кто больше выпьет. В зависимости от того, кого из нас спросить, затеял это дело либо я, утверждая, что перепью Томми и Никки вместе взятых, либо сам Никки. Как бы там ни было, мы с ним оказались в баре отеля в каком-то городе и по очереди опрокидывали шоты. У Никки была своя система. Он заказывал четыре шота, и я сразу же выпивал два своих, а он выпивал только один, а второй оставлял на столе, и в итоге выпивал его я, потому что мы сидели и разговаривали и пить в процессе казалось совершенно естественным. Я понимал, что он делает, но все равно спешно все выпивал и то ли из-за разговора, то ли еще из-за чего стал терять счет. Очень скоро получилось так, что чем больше шотов приносят, тем больше я выпиваю. Увлекшись моментом, я опрокидывал свои, а он свои выпивать не спешил, да еще и постоянно один оставлял мне, так что все покатилось по наклонной. Я никогда столько не пил в одиночку, и не то чтобы меня кто-то надул. Я полностью отдавал себе отчет в том, что делает Никки… до какого-то момента.

Теоретически вначале мы шли в ногу, а после того, как я стал выпивать половину рюмок Никки, то к концу, похоже, выпил двадцать, а он десять. Я так напился, что, по рассказам, меня вырвало прямо на пол в баре, а я попытался сделать вид, что ничего не произошло. Я этого совсем не помню, зато помню, как занимался тем, что мне всегда нравится делать по пьяни, – боролся с парнем намного больше меня. В данном случае это оказался Никки, которого я схватил прямо за баром, без предупреждения. Никки довольно высокий, а тогда он еще был и очень тяжелым, так что он меня поборол: уложил на лопатки и уселся сверху. Как только я успокоился, меня дотащили наверх и уложили в постель Спайди, техника Томми по ударным. Наутро я проснулся не в состоянии повернуть голову. Тогда я испытал самую ужасную в жизни боль. Мне удалось доковылять до своего номера, позвонить Дугу, нашему гастрольному менеджеру, и попросить его срочно вызвать врача. Выяснилось, что я вывихнул четыре шейных позвонка.

У меня едва получалось играть, потому что вешать гитарный ремень на плечо оказалось невыносимо. В следующие несколько недель я бездвижно стоял на сцене на одном месте, надвинув цилиндр до самого носа. Поврежденные позвонки оказались слишком высоко и слишком близко к основанию черепа, так что их не смог вправить мануальный терапевт. Тогда я познакомился с иглоукалыванием, которое оказалось очень эффективным. Я проходил процедуру перед каждым концертом, а потом еще несколько месяцев по несколько раз в неделю. Пока не спала опухоль, я двигался как ржавый Железный дровосек.

И это еще не единственная боль, которую я испытал после того вечера в баре. Очевидно, когда я вырубился, Томми и Никки устроили мне фотосессию: они сфотографировали яйца Томми прямо у моего лица, а на следующее утро напечатали фотографии, заламинировали и раздали всем участникам турне. Кажется, они даже стали использовать эту фотку для пропусков на площадках со свободным доступом. Мне сунули яйца в лицо на глазах у всего мира.