Slash. Демоны рок-н-ролла в моей голове

Резкий толчок быстро перешел в тупую боль, и от нее стало даже приятно. Я ощущал себя более живым, чем всего мгновение назад, потому что на самом деле был более живым. Механизм в сердце напомнил мне, насколько драгоценна эта жизнь. Он дал о себе знать с безупречной точностью: я стоял на сцене перед полным стадионом людей и услышал его послание громко и четко. В тот вечер я услышал его несколько раз. И после этого еще несколько раз на сцене. Я не знал, когда это произойдет, и, как бы сильно меня тогда ни сковывало, я не жалею о тех моментах отчужденности и ясности ума.

Мне в сердце установили дефибриллятор, когда мне было тридцать пять. Пятнадцать лет чрезмерного употребления алкоголя и наркотиков раздули этот орган до такой степени, что он едва не взорвался. Когда меня наконец положили в больницу, мне сказали, что жить осталось от шести дней до шести недель. С тех пор прошло шесть лет, и этот механизм спасал мою жизнь уже больше двух раз. Я успел насладиться еще одним побочным эффектом, о котором врач не предупредил: когда из-за каких-либо веществ сердце начинало биться слишком медленно, что опасно, дефибриллятор отключался и таким образом отсрочивал приближение смерти еще на один день. Кроме того, он нормализует сердечный ритм, когда сердце бьется слишком быстро, и предотвращает его остановку.

Хорошо, что перед первым турне Velvet Revolver я догадался его настроить. Большую часть того турне я ничего не принимал. Я был настолько трезв, что даже волнение от игры на сцене с группой, в которую я верил, перед фанатами, которые верили в нас всех, тронуло меня до глубины души. Уже много лет я не испытывал такого вдохновения. Я бегал по сцене и купался в нашей коллективной энергии. Сердце колотилось от возбуждения настолько сильно, что, без сомнения, каждый вечер запускало внутри меня этот секретный механизм. К тому времени напоминания были мне уже не нужны, а за несколько лет до того я был им несказанно рад. Эти моменты я запомнил как откровения. Эти странные мгновения вне времени заключали в себе всю ценность с трудом заслуженной мудрости.

Родители Слэша обожали фотографировать. Эту фотографию, похоже, сделал его папа

Глава 1. Из искры разгорится пламя

Я родился 23 июля 1965 года в Хэмпстеде в Англии, а вырос в Сток-он-Тренте, городе, где за двадцать лет до меня родился Лемми Килмистер из Motörhead. В тот год рок-н-ролл, каким мы его знаем, стал гораздо обширнее, чем сумма его составных частей. В тот год несколько несвязанных друг с другом групп навсегда изменили поп-музыку. В тот год The Beatles выпустили альбом Rubber Soul, а Stones – альбом The Rolling Stones № 2, лучший из своих коллекций блюзовых каверов. Это была творческая революция, не имеющая аналогов в истории, и я рад, что являюсь ее побочным продуктом.

Тони Хадсон и его сыновья, 1972.

Слэш выглядит в точности как его сын Ландон

Моя мама – афроамериканка, а папа – белый англичанин. Они познакомились в Париже в шестидесятые, влюбились друг в друга и родили меня. Межрасовые и межконтинентальные браки тогда были за гранью нормального, как и их свободное творчество. Я благодарю их за то, что они такие, какие есть. Они привели меня в мир настолько богатый, яркий и уникальный, что все, что случилось со мной даже в раннем детстве, оставило на мне неизгладимый след. Мои родители относились ко мне как к равному с тех пор, как я научился стоять. И они научили меня взаимодействовать со всем в своей жизни единственным способом, который мне известен.

Когда родители познакомились, Оле, моей маме, было семнадцать, а отцу, Энтони (все его звали Тони), было двадцать. Отец был прирожденным художником, и, как исторически принято у художников, он уехал из своего душного родного города, чтобы очутиться в Париже. Моя мама была не по годам развитой и жизнерадостной, молодой и красивой; она уехала из Лос-Анджелеса, чтобы посмотреть мир и завести связи в мире моды. В этом путешествии они встретились, полюбили друг друга, а позже поженились в Англии. Потом появился я, и они начали строить совместную жизнь.