Слава богу, не убили

Как бы то ни было, меньше чем через час они уже промахнули какие-то решетчатые купола на двух высоких беленых сваях, над красными буквами «Рязань». Трасса М5 «Урал» ушла вправо, в обход города, и дальше — мимо тихих озер и речек с пустыми песчаными пляжами, на маленький невзрачный Шацк, известный на всю область водочным заводом, мимо населенных пунктов с названиями Лесное Конобеево, Пичкиряево, Боковой Майдан, Дубитель — в Республику Мордовия, где резко возрастает поголовье гаишников, потому что федеральная трасса идет по ней всего десяток километров, а дети дома есть просят у всех ментов, через городок Умет, один из многочисленных российских Уметов, где трудно проехать из-за сгрудившихся фур, где над дорогой стоит запах живого дровяного дыма, а вдоль нее тянутся сплошной бесконечной чередой кабаки, гостинички, «клубы»: «У Танюши», «У Надюши», «У Маняши», «Уют», «Седьмое небо», «Рай на небесах», с шашлычком, с пельмешками, с банькой, с массажем, с приемлемой стоимости девицами, мимо Потьмы, знаменитой шестнадцатью колониями всех режимов в десяти окрестных лесных поселках (включая зоны для туберкулезников, наркоманов, ВИЧ-инфицированных, «пожизненных», ментов и зону для иностранцев с мрачными зашуганными европейцами и веселыми неграми-наркоторговцами), мимо высокого столба с орденом Ленина на въезде в Пензенскую область и целой дорической колоннады с орденом Победы на одноименном напрочь дырявом главном пензенском проспекте, через Суру, по все ухудшающейся, сужающейся, почти теряющей асфальт дороге через Ульяновскую область в Самарскую, мимо поворота на царскую санаторию «Волжский Утес», где не дай бог вам ехать во время какого-нибудь саммита, через Переволоки с рыбным рынком, славным ассортиментом (от воблы до осетров) и рэкетом, по серпантину, плавно берущему перевал через неброско-роскошные Жигулевские горы, а там, если дашь на лапу местным гайцам (а иначе — дикого кругаля через Сызрань и паромную переправу с потерянным расписанием), но если сунешь — то по плотине Волжской ГЭС въедешь прямиком в Лада-Сити с еще менее русским официальным именем, прославленный в недалеком прошлом массовой братковской трупоукладкой и великолепно организованной наркомафией «судаков», а оттуда левым берегом Волги, которая здесь называется Саратовским водохранилищем, к Самаре, и немного не доезжая ее — снова на север, чуть задев Оренбургскую область, чиркнув по Татарстану — в Башкирию, не заруливая в Уфу, потому что стиль тамошнего вождения даже московских бросает в пот и мат, дальше, на восток, «дорогой смерти», ежегодно собирающей жуткую свою катастрофную статистику, мимо автостопщиков и проституток, гопов и тюленей, дальше, дальше, через Камень, мимо Уреньги и Ильмен, голубоватых сопок с реликтовыми ельниками и мрачноватыми скальными экспрессиями под мрачноватыми экспрессиями облаков в другую часть света, мимо стелы «Европа — Азия» и плаката «Уважаемые водители! Будьте внимательны! В 500 метрах находится интернат психически больных», мимо Чебаркуля со спектрально-синими озерами, обнимающимися с темно-зеленой от хвойных лесов сушей, как части паззла, с туберкулезной больницей, где изможденные алкаши, бывшие зэки и одинокие пенсионеры бродят по полусгнившему уникальному памятнику деревянного модерна, — в милионный, промышленный, отравленный Челябинск, вокруг которого: редкой красоты горный Зюраткюль и химкомбинат «Маяк», в чьих окрестностях всем новорожденным почти автоматически лепят инвалидность, пороги в каньоне Сатки и десять антиутопических карьеров у города Бакал, национальный парк «Таганай» и Восточно-Уральский радиоактивный след; а дальше — Сибирь, шесть часовых поясов, неделя пути при хорошем раскладе, праворульные машины, тайга, тайга, тайга, Тобол, Ишим, Иртыш, Омь, Обь, Томь, Енисей, Ангара (вдоль нее едешь до Иркутска, не пересекая), Байкал, огибаемый с юга по завораживающему предгорному серпантину, бурятские унылые степи, Селенга, Шилка, Зея, Бурея, ни асфальта, ни сотовой связи, ни единой русской радиостанции, Амур, Уссури, Сихотэ-Алиньский хребет слева и озеро Ханка справа, и только во Владике, откуда стартуют в обратном твоему направлении караваны подержанных «японок», с великолепных холмов в безобразной застройке ты, наконец, увидишь море, за которым еще острова солнечного корня, а там — уже совсем ничего: Линия перемены дат…

…Кирилл, сбросив скорость, пер в уплотнившемся автопотоке прямо, по Московскому шоссе. Потянулись панельки вдоль Коломенской, уплыл назад автовокзал, раскинулась неряшливыми зарослями просторная пойма крохотной Павловки. Вардан хмыкнул, прочтя на автоцистерне: «Ноев Ковчег. Огнеопасно!» Кирилл показал на автомойку, утверждавшую, что «Ноев Ковчег» — это она. Оставив справа понтоватый супермаркет «Барс», на перекрестке с Михайловским встали за аэрографированным бусиком (Юркино словцо) и дальше уже еле тащились.

— Тебе, собственно, куда? — спросил Кирилл, втягиваясь под железнодорожный мост.

Хавшабыч выщелкнул недокуренную «житанину» кому-то на крышу, сверился с электронным блокнотом: