Слава богу, не убили

— Мы с ним познакомились на почве общей любви к кино. Тогда, верней, это было видео. Году в девяностом. Помнишь это время? Видеосалоны помнишь? В каждой подворотне? Гонконгские мусорные «кунгфуюшники», разрозренные части американских экшн-сериалов, софт-порно и киноклассика, все вперемешку, на телеэкране, качество чудовищное — а как смотрелось!.. У Влада с компанией как раз был салон, известный среди тех, кто в кино разбирался, — там у них можно было разные культовые фильмы посмотреть. Они (совершенно безумная, кстати, тусовка!) были, ко всему прочему, перевалочной станцией в тогдашнем видеопиратском транзите, размножали все, что к ним поступало; что поинтересней, себе оставляли и друзьям переписывали. У меня когда-то кассетами, спасибо Владу, весь шкаф забит был…

Кирилл замолчал с грустной ухмылкой. Странно было осознавать, что с тех пор прошло аккурат пол твоей жизни…

— …Вообще за киноэрудицию, какая есть (сколько б ее ни осталось), в большой степени ему спасибо. Он в этом плане уже тогда монстр был, не хуже профессионального киноведа. Давал мне читать «Искусство кино», помню, со статьями всяких Трофименковых, Добротворских…

Пламя тихонько сипело, затягивая синим призрачным студнем седеющие ломти угля; из их кучи, словно электрически подсвеченной снизу ярко-оранжевым, доносилось мелодичное легкое клацанье, напоминающее о бьющихся елочных игрушках, взвивалась колючая перхоть искр. Кирилл помочился туда маслянистой жидкостью из мягкой пластиковой бутылки — шарахнулись с рассерженным уханьем перекрученные языки.

— …Мы ж, когда познакомились, еще в школе учились, — продолжал он, чуть отстранившись. — В разных, правда: я в своей двадцатой, а он в какой-то новообразованной «гимназии»… или «лицее»?.. короче, в чем-то мелкоэлитарном: не столько для мажоров, сколько для отличников… — Он подцепил, не глядя, пивную бутылку за горлышко, глотнул. — Причем Влад — он даже особенным честолюбцем не был… То есть был, конечно, и честолюбивым, и самоуверенным, но при этом совершенно без понтов, не в ущерб общительности и обаянию. Было в нем крайне не частое сочетание интеллигентности с непосредственностью, начитанности с предприимчивостью. Времена-то стояли, если помнишь, жутенькие, нищие, я вообще без копейки ходил, а он уже тогда, лет в семнадцать-восемнадцать, деньги делать умел. Поил меня вечно. Причем я ему даже не завидовал — бывают же люди, которым завидовать невозможно. Я ему не завидовал — я им восхищался: мне казалось, у него по сравнению со мной совсем другой удельный вес, казалось, он как пенопласт, никогда не потонет. Подкупала его легкость в отношении к тем же бабкам: сегодня нет, завтра будут. И ведь действительно появлялись! Те, у кого с деньгами взаимная любовь, обычно, знаешь, прижимистые, спесивые, себе на уме, а Влад — ни фига… Не скрывал ни черта, смешным не боялся показаться, поплакаться мог и даже любил — с девицами у него вечно какие-то парки страшные были, я, помню, его за бутылкой утешал. Мне казалось, это он со мной одним так откровенен…

Когда пламя притихло, Кирилл накрыл хромированной решеткой полую полусферу на растопыренных марсианских ножках, сборный портативный ад. Хорошая все-таки штука — большая лоджия: и дачи не надо. У Оксаны дача есть, но там вечно родители… Он снова приложился к пиву: