Славянская тетрадь

Вот почему смиренный Паисий с его незатейливой книгой считается (так оно и есть) первым борцом за освобождение Болгарии от турецкого ига. Его книга стала тем комочком снега, пущенным с крутой горы, на который накручиваются все новые и новые слои, и вот уж рушится вниз огромная многотонная глыба, и становиться на ее пути не просто рискованно, но опасно. В горах, например, она может сорвать с места дремавшую до сих пор снеговую лавину.

То есть, значит, я представляю теперь сердце болгарина Паисия крохотным огоньком среди всеобщего мрака.

От огонька, от единой свечечки то тут, то там пошли загораться новые, пока еще крохотные, пока еще разрозненные робкие огоньки. Попадет огонек на сухое, приготовившееся к вспышке место, вспыхивает, освещая окрестную тьму. Говорят – вспышка, бунт, восстание.

Если вдуматься, какое древнеславянское, какое торжественное слово – восстание. Не просто вставание (с колен, из лежачего пресмыкающегося положения), но восстание. Обильно полилась в пересохшую знойную землю праведная болгарская кровь.

В середине XIX века окончательно прояснилось: своими силами не освободиться, не приподнять, не сдвинуть, не отвалить гнетущего камня. Тем героичнее представляется каждая новая, самоотверженная, отчаянная даже попытка.

Христо Ботев высадился с горсткой храбрецов, переплыв Дунай около Козлодуя, в надежде, что вспыхнет сразу все, даже земля, даже горы Балканы, даже вода в Марице. Ничего не вышло. Крестьянин, у которого храбрецы попросили волов, вместо того чтобы и волов отдать, и самому присоединиться к отряду, начал будто бы торговаться за несчастных волов, и будто бы великий поэт, патриот и воин, воскликнул с горечью в сердце, что крестьянин, торгующийся-де за волов, не достоин свободы. Впрочем, может быть, это и легенда.

На самом деле все было сложнее. Иго как бы трупным ядом отравляло души людей, делало их вялыми, безразличными, отнимало веру в победу.

Тем чаще и пристальнее смотрели болгары в сторону великой России. Только на нее и можно было рассчитывать и надеяться. Не все-то глумиться бусурманам. Погодите, ужо придет на выручку православный царь.

В 70-х годах в Болгарии вспыхнуло очередное восстание. Рассвирепевшие турки решили утопить повстанцев в собственной крови, в крови их детей, жен, матерей, сестер и невест. Кровавые события в Перуштице и Батаге потрясли Европу. Великие гуманисты того времени подняли голос против турок. В защиту болгар выступили Виктор Гюго, Чарльз Дарвин, Оскар Уальд, Лев Толстой, Федор Достоевский, Д. И. Менделеев, В. М. Гаршин, В. В. Верещагин. Иван Сергеевич Тургенев в те дни писал: «Болгарские безобразия оскорбили во мне гуманные чувства: они только и живут во мне, и, коль этому нельзя помочь иначе, как войной, ну так война!»

Русское общество забурлило. Иван Сергеевич Аксаков в послевоенной уж, правда, речи (за которую его сослали, впрочем, в имение родственницы) говорил: «Никогда никакая война не возбуждала такого всеобщего на Руси сочувствия и одушевления, не вызывала столько животворящей любви, не заслужила в такой полной мере названия народной, как именно эта война, благодаря именно этой священной задаче».

А вот воззвание болгарского Центрального революционного комитета в самый день объявления долгожданной войны: «Мы несли мученический крест, но, несмотря на неописуемую неволю и страдания, у нас теплилась надежда, которая крепла. Этой надеждой, ни на минуту не оставлявшей нас, была православная великая Россия. Братья мы не напрасно ожидали ее помощи… Вот она идет требовать ответа за пролитую кровь наших мучеников. Скоро русские победоносные знамена взовьются над нашим отечеством.

Русские идут бескорыстно, как братья. Болгары, мы все должны, как один, подняться и по-братски встретить наших освободителей, всеми силами оказывать содействие русской армии».

Итак, Россия пошла. Мне попались в руки две строевые песни тех времен, которые распевались на маршах солдатами гвардейского полка. Интересно взглянуть, как идея освобождения Болгарии преломлялась в сознании солдат, приобретая незамысловатые, наивные формы солдатского фольклора:

Ой за морем, ой за синимПо степи растет бурьян.Ой за морем, ой за ЧернымРасплодился мусульман.Там растет бурьян богатый,Машет красной головой.

Мусульман качает важноРазноцветною чалмой.Взяли бабы косы в рукиИ пошли бурьян косить.Наши храбрые гвардейцыСтали турок сильно бить.Накосили бабы сена,

Извели в степи бурьян.А гвардейцы настреляли,Словно птицы, мусульман.Взяли бабы и рукамиОпололи степь кругом.Так и турок, братцы, надоИз Европы с корнем вон.