Славянский оберег. Семантика и структура.

Согласно полесской быличке, русалки, напавшие на человека, попытались его защекотать, но поскольку у него за пазухой был хлеб, оставили его в покое (В. Жары браг. гом., ПА); черт не может подойти близко к человеку, держащему в руке хлеб (Ковнятин пинск. брест., ПА); в другой полесской быличке хлеб вступает в разговор с чертом и спасает от него людей: «[Человек поехал пахать ночью и думал, что его кум тоже пашет. Ему кто-то кричит, а он отзывается. Это было пужа́йло —

сатана. У человека с собой была буханка. Он подошел к костру, и буханка заговорила]: „Ты не бойся, ты среж крайчика и подож коло огню, я договорюся". Он срезал, да положил. Пужайло пришло́ и пытае [человека]: „Шо ты мэнэ звал?" А крайчык отвечае: „Это не он звал, а я". — „А чого?" — „Чоловик вечерял, а мене не принял от огню, а мене жарка коло огню". Када пачинаешь бухо́нку ясти, срежь крайчик, три раз перехрести в память того, што буханка спасла [человека от черта]» (Симоничи лельч. гом., ПА). В другой быличке с тем же сюжетом краюшка хлеба спасает заблудившихся в лесу женщин (Стодоличи лельч. гом., ПА).

Чехи полагали, что водяной не имеет власти над человеком, у которого с собой есть хлеб [Jindřich 1956, 86]; согласно польским верованиям, оберегом является дважды испеченный хлеб — человек, съевший его, недосягаем для водяного [Санникова 1990, с. 330]. Лешего можно убить хлебным мякишем [Балашов 1970, № 119,159]; чтобы избавиться от блуждающего огонька, нужно высыпать на него хлебные крошки (луж. [Czerny 1896, s. 89]). Наличие хлеба или зерна в охраняемом пространстве позволяет нейтрализовать смерть: при начале падежа скота, если пала одна корова, в хлев кладут хлеб, чтобы предотвратить гибель остальных животных (Дорошевичи петрик. гом., ПА); если ребенок {168} спал, когда по селу провозили покойника, чтобы влияние смерти не коснулось ребенка, ему под голову клали хлеб (Чудель сарн. ров., ПА); родители, у которых умер первый ребенок, чтобы предотвратить смерть следующих детей, садились напротив друг друга, держа в руках хлеб и вино, а на голове сито (серб. [Антонијевић 1971, с. 159]).

Способностью «перебарывать» смерть, сообщая объектам, отмеченным ее влиянием, необходимую жизненную силу, обладает и зерно. Обычай засыпать зерном место, где лежал покойник, сыпать жито вслед за гробом, чтобы предотвратить последующие смерти, засуху и другие несчастья, широко распространен у восточных славян: «Ў до́ме як мертяка́ вы́несут, так сэча́с аде́жу, пасте́ль… её ўсю чы́сто выно́сят на двор и пастира́ют… И таде́, як то́ки вы́несут мертяка́, сэйча́с жы́том абсе́ють и варо́та, як вы́несли, ворота закрыва́ють, штоб больш нэкто́ нэ умира́ў» (Дягова мен. черниг., ПА). Ср. белорусский обычай при выносе из избы тела сыпать на гроб «пашней» — зерновым хлебом, приговаривая при этом: «Те́ла замерла, пашня́ шоб ни замира́ла!» [Романов 8, с. 310].

Охранительное свойство имели также мука и тесто. У сербов в течение сорока дней после родов вокруг новорожденного рассыпали пшеничную муку, чтобы защитить его от демонов бабиц,

приговаривая при этом: «Чим се дете храни, тим се брани» [Чем ребенок питается, тем и охраняется] [Бошковић-Матић 1965/1966, с. 180], а роженице узелок с мукой клали под голову [Зечевић 1981, с. 90]; у чехов в период от дня св. Люции до праздника Божьего Тела хозяйки каждый день давали скоту по кусочку теста, смешанного с различными травами, чтобы ведьмы не имели власти над скотом [Zíbrt 1950, s. 478].

Болгары натирали маленького ребенка солью, чтобы сообщить ему апотропеические свойства и придать «человеческий» статус [Толстой 1991, с. 38-46].