Славянский оберег. Семантика и структура.

Достаточно часто семантика перерождения (прохождения через символические родовые пути) в подобных действиях может осложняться дополнительной семантикой, например, отгоном опасности на другой объект, как в следующем полесском тексте: «Ў однэ́й жэ́ншчыны ро́дылися ўсе диты и заўмыра́лы, и вона ей сказа́ла, та знаха́рка: пойды́ ў коню́шню, як заро́дыця сын, так с коня́ хомута́, зна́чыть, и просу́нуты зра́зу, а як заро́дыця дыўчынка, то с кобы́лки ўзяты хомута, да просу́нуты прузь хомут. И то здохне тая кобы́ла. Так и зробы́ла. [У нее родилась девочка], и воны пронеслы́ хомута́ с той кобы́лы и просу́нули ту де́вочку, и до дня кобы́ла здо́хла, а дэ́вочка жы́ва» (Ласицк пинск. брест., ПА). В другом случае мотив перерождения дополняется семантикой плодородия, связанного с мужской сексуальной силой, символическим воплощением которой являются части мужской одежды. Например, у белорусов, чтобы сделать свое ружье нечувствительным к порче, отправляясь на охоту, охотник переступал левой ногой через порог, правой ногой оставаясь в хате, и три раза протаскивал ружье между ног, а потом вытирал его штанами [Романов 5, с. 155]. У поляков и кашубов, чтобы уберечь от сглаза гусят и вообще молодняк птицы перед тем, как выносить первый раз на пастбище, их пропускали сквозь правую штанину (или поочередно через обе) мужских исподних штанов [Lorentz 1934, s. 93; Weydenthal 1922, s. 44]; в Полесье маленьких детей пропускают сквозь штаны и сорочку, чтобы на них не напал «знос» (болезнь, получаемая одним из детей, когда два ребенка встречаются друг с другом) (Замошье лельч. гом., ПА). Нередко семантика перерождения дополняется семантикой окружения. Например, снимали с бочки обруч и прогоняли сквозь него скот, чтобы обезопасить его от болезней (серб. Крагујевац [Павловић 1921, с. 93]), то же самое делают накануне Юрьева дня (серб. Гружа [Петровић 1931, с. 242]), прогоняя весь скот через круг, чтобы ведьмы не отобрали молока (серб. [Бушетић 1911, с. 576]). Такой же синтез семантики перерождения и окружения можно отметить и в обычае доить корову через кольцо, чтобы защитить ее от порчи и злого глаза. Наконец, этот мотив может дополняться желанием обмануть опасность, связанным с ложным отчуждением ребенка, якобы продажей или передачей его другому лицу. Если в семье часто умирали дети, чтобы предотвратить смерть новорожденного, совершался обряд «купли-продажи» ребенка, при котором ребенка «продавали» за символическую плату, передавая его через окно крестному, случайному прохожему или нищему (рус., полес., карпат., ю.-слав.); у кашубов, чтобы предотвратить смерть родившегося ребенка, {176} сразу после рождения его несли в дом к соседям и там передавали через окно на двор, а внося в свой дом, также передавали его через окно [Biegeleiseu 1927, s. 213].

Мотив перерождения реализуется на вербальном

уровне в виде приговоров, сопровождающих перешагивание через ребенка в случаях, когда нужно уберечь его от сглаза (во многих случаях это же действие применяется для лечебных целей), что является, с одной стороны, символическим обозначением родов, а с другой — наделяет охраняемый объект (в данном случае ребенка) неуязвимостью и жизненной силой благодаря соприкосновению с женской половой сферой. Согласно полесским верованиям, если в дом заходил человек с дурным глазом, чтобы отвратить от ребенка сглаз, после его ухода мать клала ребенка около порога три раза переступала через него и говорила: «Яка ма́ты нарады́ла, такая и атхады́ла». После чего три раза сплевывала (Олбин козелец. черниг., ПА). Так же поступали, когда выходили с маленьким ребенком гулять (Копачи черноб. киев., ПА). Еще более выразительным этот прием выглядел в сербской традиции. Чтобы ребенка не могли сглазить или испортить, мать прикладывала руку к своему половому органу, после чего проводила рукой по лицу и голове ребенка и говорила: «Ja те родила, ja те и отхранила!» [Я тебя родила, я тебя и выкормила!]. После чего три раза дотрагивалась рукой до земли [Петровић 1948, с. 325].