Пятая глава «Вербальный ритуал» рассматривает гетерогенные обереги, состоящие из вербальной и акциональной частей, образующих единое целое. К числу таких оберегов, в частности, принадлежит ритуальный диалог. В главе анализируются типы соотношения вербального и невербального уровней внутри ритуала.
Источниками настоящей работы являются тексты славянской традиционной культуры в записях XIX—XX вв., среди которых: этнографические описания славянских традиций, сборники заговоров, фразеологические и диалектологические словари, материалы архивов, личные экспедиционные записи автора. Основной корпус текстов, на котором базируется работа, составляют тексты русской, белорусской, украинской и сербской традиций, с добавлением болгарского, польского, словацкого и, в меньшей мере, чешского материалов.
Слово óберег
пришло в научный метаязык из севернорусских диалектов (óберег, óберéж от глагола беречь [СРНГ 22, с. 32-33]), где оно обозначает группу магических профилактических средств — как словесных, так и предметных, предназначенных для защиты от опасности. В.И. Даль так определяет слово óберег: «Заговоры, зачуранья, слова и обряд от порчи, уроки; наговор, нашепты для разрушенья или недопущенья вредных чар; талисман, ладанка, привеска от сглазу, от {13} огня, воды, змеи, падежа, порчи свадеб, болезни и пр.» [Даль 2, с. 579]. Примеры, приводимые в Словаре русских народных говоров, также подчеркивают гетерогенную природу оберега: «нашептанная сбруя для лошадей под свадебный поезд» (шенк. арх.); «нательный крест или ладанка с зашитым в нее соком чертополоха со змеиной шкуркой (выползком) или записанными на бумаге заговорами», а также «отпуск скота от трясавицы, богородицына молитва и загрызать грыжи… — первый предупреждает гибель скота во время пастьбы, второй — человека от лихорадки, третий и четвертый — ребенка от болезни» (онеж. арх.); «тетрадка, бумага с записанными заговорами на ловлю зверей и птиц, сохранение лошадей, при свадьбе, при выгоне рогатого скота на пастбище и т.п.» (арх.); «собрание особых слов и заклинаний, написанных на клочке бумаги и произносимых с целью предохранения человека от болезни, а животных от хищных зверей (арх.); «…обереги — клочки бумаги с записанными на них молитвами… но есть и другие обереги и приговоры на случай, полученные от знахарей» (арх. [СРНГ 22, с. 32]). Ср.: «Молитва така — обереж — нешто не заберет» (арх.); «Обережь она посадила, чтобы не испортить человека, не посадить икоту» [там же, с. 33]; «Крест из смолы намажут из колидору, чтоб ) боль не заходила, говорят, смола — обереж» (средняя Двина [Грысык 1992, с. 63]); «При свадьбах некоторые наговаривают на воск обереж и отдают его дружкам» (мезен. арх. [СРНГ 22, с. 33]). Ср. также русское название знахаря оберегатель и знахарки оберегательница [СРНГ 22, с. 32], а также одного из участников свадьбы бережатый, явно связанные с функцией охраны молодых от порчи. Бережатые ведут к венцу жениха и невесту (яросл. [ЯОС 1, с. 52]).В древнерусских былинах слово оберег
могло обозначать оружие, орудие защиты, в частности палицу, как в былине об Илье Муромце: «У Ильи был оберег полтора пуда, / Полтора пуда был с четвертью» [СРНГ 22, с. 32]. Ср. также óберег — «гарнизон, охрана» [Даль 2, с. 579]. Слово оберег служит также для обозначения осторожной манеры поведения, стиля жизни: «Мужик разумный, живет с обережью, и дети умные, тоже оберег держут» (сарат. [СРНГ 22, с. 33]).Следует заметить, что в русских народных говорах слово оберег
употребляется и по отношению к чисто прагматическим средствам профилактики: «Женщины разошлись по домам за бутылочками [с карболкой и сулемой при холерной эпидемии] для оберегу» (арх. [СРНГ 22, с. 33]), что свидетельствует об отсутствии в традиции границы между магическими и прагматическими средствами защиты и восприятии магической и ритуальной практики в чисто прагматическом ключе.