Славянский оберег. Семантика и структура.

В восточнославянской и польской традициях широко распространены варианты молитвы, читаемой перед сном, объединенные общей семантикой присутствия в охраняемом пространстве сакральных сил: «Ложусь спать в Божьих горах, Иисус Христос в головах, Божья Матерь — в ногах, Ангелы — над головой» (белозер. вологод. [Учебные 1992, с. 23]) или: «Крэст ў ногах, крэст ў руках и янгелы Хрыстови на боках, Прэчистая Мать ў головах…» (В. Жары браг. гом., ПА). Ср. также польский вариант: «Idziemy spać sami — nie sami, dwanoście janiołków z nami. Dwa w głowach, dwa w nogach, dwa przy lewem boku, dwa przy prawym {161} boku…» [Идем спать сами — не сами — двенадцать ангелов с нами, два в головах, два в ногах, два у левого бока, два у правого бока…] (пол. [Cercha 1900, s. 140]). В подобных текстах присутствует и семантика окружения, но не пространственного, как в других случаях, а временного, т.к. оберегание от злых сил происходит непрерывно, круглосуточно или вообще вечно: «…хранит душу мою и тело мое з вечэра до доўночы, з поўночы до свету и до моего веку» (В. Жары браг. гом., ПА) или.«Ангелы хранители, сохраните меня с вечера до пивночи, с пивночи до дня, до веку веков» (Ополь ивацев. брест., ПА), ср. польский вариант: «Strzeż mnie do północy, / Od północy do skonania, aż do wiecznego zbawienia…» [Стереги меня до полночи, от полночи до смерти, аж до вечного избавления…] (пол. ропчиц. (Kotula 1976, s. 110]). Данная молитва имеет византийское происхождение и в письменных источниках известна как апокрифическая молитва к мученику Никите. Приведем в качестве примера отрывок из такой молитвы, к сожалению, не датированной: ωт ступи сатана ωт сего дому и ωт всЪх сих четырех стЪн і ωт четрех оуглов здЪ с҃таа б҃ца х҃а ражает, здЪ д҃ еvглисты почивают, здЪ с҃тiи ап҃сли Петръ и Павел здЪ с҃тыи Кирил кр҃ст держит… кр҃ст на мнЪ. Кр҃ст оу мене, кр҃ст надо мною… здЪ тебЪ оканни діаволе ни части ни мЪста…» [Истрин 1899, с. 211].

8. Замещать опасность суррогатом

. Принцип действия таких оберегов основан на том, чтобы имитировать своим поведением и поступками хаос и беспорядок, отступление от нормы, тем самым «показывая» носителю опасности, что его действия уже не могут вызвать отрицательных последствий, поскольку хаос и так уже налицо. На предметном

уровне способностью замещать опасность обладает зеркало [Толстая 1994, с. 111-129]. Как уже говорилось выше (см. Отгон

), зеркало имеет двойную семантику — отвращающего и замещающего средства. Зеркало удваивает отражаемые предметы, а следовательно — дает основание носителю опасности думать, что в этом пространстве уже присутствует такой же носитель опасности, как и он, и второму здесь больше нечего делать. Ср. полесское объяснение того, зачем в хлеву нужно вешать зеркало: «Зе́ркало подве́шивали [в хлеву]. Ла́сточка (т.е. ласочка. — Е.Л.) гоня́е коро́ву, як она́ неча́янно посмо́трить, увидить себя, ду́мае, друга́ ужэ́ есь, друга таки́ зверо́к. [В хлеву может жить только одна ласка.]» (Нобель зареч. ров., ПА).

На акциональном уровне этот мотив встречается в ряде музыкальных обрядовых действий. В южнорусских районах на Ивана Купалу для отгона нечистой силы устраивалась ритуальная какофония, музыкальный хаос: участницы обряда одновременно пели каждая свою календарную песню, причем такую, исполнение которой было ритуально запрещено в этот период [Пашина 1999, с. 320-324]. Вероятно, семантически {162} близким предыдущему примеру является снимание платка и распускание волос — способ, практикуемый сербскими женщинами при отгоне градовых туч (Драгачев [Толстые 1981, с. 60]): подобное поведение замужней женщины является сильным нарушением нормы, поэтому его ритуальная демонстрация перед носителем опасности должна была играть ту же роль замещения, что и вербальные тексты о «чуде», принципы действия которого будут рассмотрены ниже.