След 'Альбатроса' (Танцы со змеями - 1)

- Моряком? Ну вообще-то я хотел у себя дома, в Новочеркасске... Это рядом с Ростовом-на-Дону. Там и хотел поступать в военное училище. Оно у нас - командное связи, на Атаманской улице. Или, на крайний случай, в Ростове. Но майор в военкомате не дал направление. Сказал, что мест по разнарядке и туда, и туда - по одному, а он и так по доброте души уже семерым "добро" дал. Знаете, если б за меня кто походатайствовал, этого бы барьера не было. Но это я сейчас, с высоты прожитых лет и кое-какого опыта, понимаю. А тогда... Отец - водитель, мать - швея. Кто б за меня ходатайствовал? Я здорово расстроился. Характер такой: если что решу, хоть ты меня убивай, - все равно сделаю. Казацкое что-то бурлит. Раз решил офицером стать, то это мертво.

- Серьезно? - с улыбкой, за которой пряталось нечто большее, спросила Лена.

- Серьезно. Я ж бываю вредным.

- Никогда б не подумала, - так и не отпустила она с загорелого лица улыбку.

- А майор, значит, мне и говорит: есть разнарядка на одно место в Севастополе. Город, мол, закачаешься. Только вот учиться пять лет. Зато форма - морская. Все девки твои. А я морей-то и видел: Азовское да Цимлянское. Впрочем, второе - не море, а водохранилище, но его все равно морем зовут... Ну а дальше: вени, види, вици - пришел, увидел, поступил.

- Победил, - поправила Лена.

- Почти синонимы. А для того конкурса, который был, это - победа. Тогда училищами пацаны еще бредили. Офицерами хотели стать. По разным причинам. Кого романтика влекла, кого зарплата, кого форма, кто от срочной службы хотел улизнуть - были, были и такие, - а кто и вообще не понимая почему. Но шли. А сейчас, - расстроенно покачал головой. - В Питере вон, в морские инженерные - ноль восемь десятых на одно место. Шикарный конкурс? С двумя двойками берут. А потом удивляются, почему лодки тонут и самолеты разбиваются.

Она вновь коснулась пальцами руки, вынимая иглу, но он не успел заметить своих ощущений. То ли "мемуарами" увлекся, то ли и вправду все произошло быстрее, чем в первый раз.

- А у вас когда смена кончится? - постарался спросить как можно более безразличным голосом, но, кажется, не смог.

Лена вскинула подбородок, снова чему-то своему улыбнулась и бросила "пробный шар":

- А что: Вера хуже меня обслуживает?

- Как день и ночь.

- День - это кто?

- Вы, Леночка.

Она поежилась от этого мягкого, с нежностью произнесенного имени, и сразу засобиралась.

- Сегодня вечер и завтра до обеда - моя смена. Но у меня есть еще больные, - надавила она на "еще", но Майгатов не услышал этого. После первой фразы вторая уже не имела значения.

Он хотел сказать еще что-нибудь, может быть, глупое, может быть, невпопад, продлить минуты разговора, но скрип двери отсек это желание.

- Проходите. - стал боком в дверном проеме Леонид Иванович и впустил в комнату человека с наброшенным поверх синей рубашки белым, явно не по размеру, халатом.

И в том, что халат был явно не его, а взгляд у незнакомца - резким, схватывающим все сразу и одновременно как бы острым, прокалывающим тебя до дна, Майгатов почувствовал серьезность этого визита.

Человек неслышно прошел к кровати, сел на заботливо подвинутый Леонидом Ивановичем стул, помолчал, выгоняя этим молчанием всех лишних из комнаты, и, когда захлопнулась за Леной и врачом дверь, представился:

- Капитан Иванов, эфэска России.

Сказал - и помягчел лицом. А утратив мрачность и напускную серьезность, оно сразу стало каким-то мальчишески озорным. Даже толстая абрикосина на курносом носу еще чуть-чуть сильнее вздернулась.

- Я сегодня из Москвы. Почти все о происшедшем знаю. Но есть неясности...

- У меня их не меньше, - попытался остудить служебную прыть капитана Майгатов.

- Понятно... Но у вас - свои, у нас - свои.

- Как в том фильме?

- В каком? - непонимающе распахнул серые задорные глаза.

- А там, где мужичок говорит:"У них своя свадьба, а у нас - своя".

- Может быть. Только я чувствую, что наша "свадьба" - общая.

- Слушаю вас, товарищ капитан.

- Больше всего нас сейчас волнует судьба экипажа "Ирши". Двадцать человек с лишним...

- Может, и меньше. В радиорубке была кровь.

- Кстати, о радиорубке, - придвинулся на стуле чуть ближе к кровати, намекая этим продвижением, что именно ради чешущего сейчас язык вопроса он и летел через тысячи километров на юг. - Не помните, каково было последнее сообщение радиста?

- Радиста? - покомкал морщины на широком и чуть покатом лбу. Слово-сигнал, словно рычажок в музыкальном автомате, со скрипом проплыло по памяти, выудило из ее глубин минуты встречи с "Иршей" и, хоть и не все уцелело, не все выжило, начал припоминать: - Сам текст я не видел. Слышал доклад радиста комбригу. Что-то типа "эти гады ная..." А потом - обрыв. Решили, что радист с "Ирши" хотел матом запустить.

- А что-то еще подозрительное было? - наклонился на стуле, подал вперед корпус Иванов. Азарт горел, нет, даже не горел, а пылал в глазах. Охотником бы ему быть, а не контрразведчиком.

- Подозрительное?.. Знаете, когда уже вышли на дистанцию видимости, экран ИКО...

- Что такое - ИКО?

- Индикатор кругового обзора. Для надводных целей.