След крови

Дул яростный, пронизывающий до костей ветер. В лицо хлестал смешанный с морскими брызгами дождь, что служило Хеку еще одним подтверждением несправедливости мира, которому было полностью на них наплевать. Жизнь казалась неким долгим подъемом по некоей исхлестанной штормами тропе к некоей клятой башне, где горел некий клятый огонь, дававший ложную надежду на тепло и спасение. Такова уж была она, жизнь – столь же бессмысленная, как и молитвы, и столь же малозначительная, как смерть, ибо смерть ждала каждого в далеком будущем, которое могло оказаться намного ближе, чем представлялось, но, с другой стороны, разве смерть не всегда оказывалась неожиданностью для любого из нас, когда бы она ни случилась? Что ж, сейчас она была совсем рядом, и если даже Густ все время стонал и спотыкался, не в силах завершить этот клятый подъем, Хек особо этим не возмущался и мог даже втайне признаться – но только кому-то, кто был сейчас далеко, – что в данный момент они в самом деле на волосок от гибели и единственный ошибочный шаг может привести к тому, что еще до рассвета здесь найдут их холодные безжизненные тела.

Нет, он вовсе не злился на несчастного измученного Густа. Взять на борт тех некромантов в Скорбном Миноре оказалось со стороны Сатер роковой ошибкой, и капитан поплатилась за нее жизнью, а «Солнечный локон» превратился в изгрызенный обгоревший остов – печальный конец для единственного корабля, когда-либо спаривавшегося с дхэнраби.

«Есть вещи, которые не стоит видеть вблизи, – подумал Хек. – И мне более нечего сказать по этому поводу».

– Где Пташка? – спросил Густ.

– Вероятно, валяется сейчас среди шкур с тем шерифом, – ответил Хек, и от одних лишь этих произнесенных вслух слов ему захотелось покончить с собой. – Ни один мужик не может перед ней устоять, – угрюмо проговорил он. – Это мое проклятие – а может, и твое тоже, Густ, судя по тому, как она поглядывала на твой раздвоенный язык, – полюбить не ту женщину.

– Заткнишь, Хек.

– Нет, правда. Жаль, что я не из тех мужчин, кто может взглянуть на голую бабу и сказать: «Неплохо, но этого мало, ведь тебе недостает остального, так что, чего бы ты от меня ни хотела, ты этого не получишь». Будь я таким, умеющим ценить женскую красоту и все прочее, но со своими… гм… принципами, я точно был бы куда счастливее.

Густ опустил руки и уставился на Хека единственным глазом:

– Мы должны ее шпашти.

– От чего? Пташка получила именно то, чего ей хотелось!

– Но тот шериф – наштоящий урод!

– Угу, в том смысле, в котором везет некоторым уродливым мужикам, когда дело касается баб. Что же до красавцев с чарующими улыбками, гладкой кожей и прочим – могу лишь пожелать им всех бед, какие только есть в мире, но, к счастью, речь сейчас не о них. – Он покачал головой. – В любом случае, Густ, это не важно. Она счастлива, а про нас с тобой и думать забыла, и это-то и больнее всего.

Услышав хруст сапог за спиной, оба повернулись, на мгновение преисполнившись надежды, но тут же стало ясно, что к ним приближается сразу несколько человек, а когда те свернули за поворот тропы, выйдя из-за каменного выступа, Густ поднялся, встав рядом с Хеком, и оба уставились на новоприбывших, не веря своим глазам.

– Вы живы?! – воскликнул Хек.

Биск Молот вытащил меч:

– Угу, и нам крайне не нравится, что нас предали, Хек Урс.

– Это не мы! – крикнул Густ.

– Ты ли это, Густ Хабб? – спросил Лишай. – Боги, что с тобой стряслось?

– Не важно, – бросил Биск, поднимая меч. – Мы не хор во славу Маури, Лишай, так что можно обойтись и без сочувственных песнопений.

– Я бы сказала, – заметила Подлянка, чистя острием узкого кинжала ногти на другой руке, – что петь ты никогда не умел.

Лишай злобно уставился на нее:

– Что ты можешь об этом знать? Для тебя я петь точно не стану, даже если в одной твоей руке будет мой хрен, а в другой тот кинжал!

– Еще как станешь! – рассмеялась женщина. – Если я тебя ласково попрошу.

– И как только вы сумели выжить? – изумился Хек.

– Сбросили доспехи и всплыли на поверхность, придурок! Но вы уже скрылись в ночи!

– Я не об этом, – сказал Хек. – В смысле, как только вы сумели выжить вместе? Вы же друг друга просто ненавидите!

– Предательство – повод для куда большей ненависти, чем та, о которой ты говоришь, Хек. Так что мы пришли за своей долей. А потом мы вас прирежем.

– Так и ошталшя идиотом, Бишк? Зачем нам входить ш вами в какую-то долю, ешли вы шобираетешь наш убить?

– Биск просто проболтался, – усмехнулась Подлянка. – Ему не следовало говорить, что мы вас убьем, до того, как вы отдадите нам нашу долю. Хотя чего ждать от пятидесятишестилетнего капрала?

– А вы исполняете мои приказы! – бросил в ответ Биск. – Значит, вы еще дурнее!

– Готова согласиться в обмен на то, в чем ты только что сам признался.

Пока Биск Молот, хмурясь, пытался осмыслить ее слова, Хек Урс откашлялся и произнес:

– Слушайте, нам нечего делить. Мы все потеряли.

– Шобштвенно, у наш ничего и не было, – добавил Густ, снова садясь и хватаясь за голову.

– Сатер нет в живых, – продолжал Хек.

– А Пташка? – спросила Подлянка.

Плечи Хека безвольно поникли.