След лисицы

— Да. И если брат твой достаточно разумен, он их не тронул. Ударит в спину. Или не ударит, как считаешь?

Лисяна молчала. Баяр разумно бы поступил, если бы позволил морам и угурам сцепиться насмерть. А потом уже он мог бы и ударить — по ослабленному уже вражескому войску. Одно только его от этого плана удержать и может: тревога за жизнь сестры. Если он ее любит, то непременно придет на помощь. Во всяком случае, Листян на это всем сердцем надеялась.

Гонец сказал все верно: к вечеру следующего дня угуры встали лагерем под стенами Лисгорода. Разложили костры, повесили котлы. Их было невероятно много.

Из срубленных поблизости деревьев они сооружали длинные лестницы. Много, много лестниц.

— На стены полезут, — мрачно предсказал Вольский. — Не завтра и не третьего дня. Через седьмицу. Будут брать толпой. Да, это не Баяр. Тот бы своих людей пожалел. Этим никого не жалко.

— Семь дней — это хорошо, — сказал стоящий рядом с отцом Данила. — Авось, кохтэ следом придут. Они ведь тоже очень быстрые.

— Или не придут.

— Или не придут, — согласился Данила. — И тогда сколько продержимся?

— Первую атаку отобьем. Вторую, наверное, тоже. А что дальше будет — не ведаю. К Росомахам гонца послал. Они точно придут, не могут не прийти. Вот что, сынко…

— Да, отче?

— Коли дело плохо будет, сестер возьмешь и Лисяну, и выведешь тайным ходом в лес. Вы — дети лисицы. По вашему следу никто пройти не сможет.

— Не пойдет. Я на стене буду с народом. Пусть эта ее десятница ведет.

— Так и десятница на стене будет. Попробуй ее удержи.

— Не должны бабы воевать.

— Не должны. Но стреляют они лучше любого моего дружинника.

Данила тяжко вздохнул. В обычном увальне и пьянице вдруг проснулся истинный сын своего отца. Он все же любил и народ свой, и посад. И даже дуру эту степную готов был от стрел закрывать, потому что как-никак носила она ребенка его крови, а еще одна только надежда на ее брата была. Если придет Баяр быстро — есть у Лисгорода все шансы устоять.

Князь не ошибся. Угуры ранним утром седьмого дня молчаливою толпою двинулись к стенам. С лестницами своими, щитами деревянными прикрываясь. Неужто надеялись, что не заметят моры, что проспят? Глупо!

Никто, конечно, не спал. И угуров встретил залп горящих стрел. Они взметнулись в небо, разом озарившееся словно солнцем, разя и людей, и деревянные щиты. Но враг падал, и прямо по шевелящимся еще телам шли новые и новые воины. Слишком уж их было много. С грохотом падали на каменные стены лестницы, а на них, словно муравьи, лезли угуры. Моры с силою отталкивали эти конструкции, не позволяя врагу подняться даже до половины, но угуры упорно ползли вверх.

— Опрокидывай котлы! — звучно крикнул князь, и кипящая смола выплеснулась со стен. Раздался страшный вой. Нестерпимо запахло паленым мясом.

— Стреляй! — раздался вдруг звонкий голос с башни, и снова запели стрелы, не такие, как у моров, короткие. И куда более меткие. Захрипел и схватился за горло один из угурских командиров. — Вон тот, в зеленой шапке! Сельва, давай!

Матвей Всеславович побледнел и схватился за сердце. Да, он правильно угадал: на вершине круглой башни стояла его беременная жена с луком в руках. И ее верный десяток. Стреляли они отменно, спокойно, никуда не торопясь. И каждая стрела находила свою жертву, обычно — среди слишком близко подъехавших к городу угурских военачальников.

Вот же лисица! Выпорет все же ее муж! Сначала расцелует, потом выпорет!

Угуры протрубили отступление. Атака захлебнулась. Лисгородцы отделались весьма малой кровью, но это лишь на первый раз. Дальше враг будет умнее.

19. Победители

— Я кому сказал в тереме сидеть? — орал князь на жену, нисколько его, впрочем, не боявшуюся. — Или мужчин на стенах мало?

— Княгиня рядом с мужем должна быть, — спокойно отвечала степнячка, щурясь. — К тому же я в безопасности, на самой высокой башне. До меня стрелы не достанут.

— Ты беременная, дура!

— И как меня это спасет, если город возьмут? К тому же у тебя есть еще два сына, и они сейчас в безопасности.

Вот сейчас Матвею Всеславовичу очень захотелось влепить Лисяне оплеуху. Сдержался, конечно. Бить прилюдно брюхатую жену было делом совершенно немыслимым. Но и вела себя она слишком уж дерзко.

— На цепь посажу. В подклет, — процедил князь сквозь зубы.

Лисяна молча вскинула бровь. Спорить дальше не решилась — и без того много лишнего сказала. Добро б еще наедине, но на площади… при всем честном народе! Не стоило.

Неожиданно на сторону Лисяны встал Данила Матвеевич.

— Полно, отец, она очень нам помогла. К тому же Лисяна не морка. Сам видел же, словно с луком в руках родилась. Что ты требуешь от орлицы горлицей стать?

Девушка даже покраснела от незаслуженной похвалы. Впрочем, она понимала прекрасно, что Даниле на нее и ее ребенка глубоко плевать. У него свои интересы. Так что, если Лисяна погибнет или ранена будет, он не заплачет. А все равно — приятно.

Матвей Всеславович только фыркнул по-звериному:

— Сегодня прощаю. Но завтра за внутреннюю стену ни ногой. Лисяна, ты молодая, зоркая — сбегай на башню и погляди, что там эти умельцы мастерят?