След облака

Прошла весна, и пришло лето. Жаркое безоблачное лето. Утром старик гулял вдоль реки; днем, пережидая жару, он или спал, или сидел на скамейке в тени. Вечером снова гулял. Спать ложился рано.

Во дворе старика хорошо знали, и знали, что Кошелев для него человек чужой. Во дворе Кошелева хвалили за доброту. За простую человеческую доброту.

Да, жизнь потихоньку шла. Мир не без добрых людей — нашлись и у старика помощники. Мария Васильевна, соседка, стирала вещи старика, убирала комнату, иногда готовила еду. От платы всегда отказывалась. Что называется, от чистого сердца. Да, добрые люди всегда найдутся. И жизнь шла. Кошелев понемногу привыкал к старику. Это даже хорошо, что старик живет с ним, — все-таки живая душа в доме. Правда, собеседник он не ахти какой, но много ли человеку надо, когда он один, — было бы с кем повздыхать, видеть бы чье-то лицо. Так и шла жизнь. Медленно, неспешно, и все вперед и вперед.

В конце августа к Кошелеву зашла Тася, его жена. Обычно она приходит раз в месяц, в день получки, но сегодня она нужна Кошелеву, и он ее позвал. Тася это знает и настороженно ждет разговора. Последние дни ее отпуска. С первого сентября занятия — у нее третий класс. Ох, некрасивая у него жена. Неприбранная, нахохлившаяся. Волосы плохо расчесаны. Не любит Кошелев жену, совсем не любит. Полжизни с ней прожито, а остальное придется дохлебывать. И что же тут поделаешь?

— Ну, как живешь?

— Да как? Как все. Река, кино, Вадик. Ты нас совсем забыл. Мне, думаешь, легко с парнем управляться?

— Ничего, у тебя мать еще крепкая. Пусть с парнем возится. Меня небось готова сожрать.

— Ты на маму не греши, — сказала Тася и приготовилась всплакнуть. — Я верчусь, она вертится, разве со всем управишься?

— Но-но. Только без слез. Один парень, а вы там все вертитесь. Мамаша пустила дачников, вот и вертится. Сами-то во времянке живете?

— Во времянке. Но ты не подумай чего. Там удобнее. И воздух свежий. Ты не подумай.

— И не подумаю. Ее дом, пусть сдает. Ты-то сама куда-нибудь ходишь?

— Что ты, я не как другие. Это Зоя, подруга, говорит, что устала за лето. А я как посмотрю: сегодня у нее один Саша, а завтра Саша другой.

— Да-да, — поддакнул Кошелев и вздохнул. Скучная у него жена. И это всю жизнь жить — ох, завздыхаешь. — Ладно, я тебя по делу позвал, — строго сказал он.

И Тася снова насторожилась — матушкина закалка. Когда говорят о деле, жди подвоха. Насторожись! Ощетинь душу!

— Дело такое получается: завод закончил дом. Заявление я подал пять лет назад…

— Дадут? — выдохнула Тася.

— Дадут, успокойся. Так что сейчас не будем разводиться. Получим жилье, поживем, а там видно будет. Жалко парня.

— И правильно, — радостно сказала Тася. — Мы же столько прожили. Двенадцать лет. Куда нам расходиться? Курам на смех. И в заводе у тебя неприятности будут, да ведь? Общественность всегда против, когда семью разбивают. Общественность — это сила, да ведь?

— Да ведь, — усмехнулся Кошелев. — Общественность — сила.

— А сколько дадут? — вовсе оживилась Тася.

— Три комнаты.

— Не может быть. Ты шутишь, — и она погрозила пальчиком.

— Да, три комнаты, — вздохнул Кошелев. — Ты, я, Вадик, старик.

— А старик-то нам зачем?

— Ты брось, — сухо остановил ее Кошелев. — Старик нужен. Он без меня пропадет.

— Так он у нас навсегда?

— Не у нас, а у меня. Не знаю, там видно будет.

— Вот и правильно, — сразу успокоилась Тася. — А то мне все во дворе говорят, что ты добренький стал. Это хорошо, когда человек добренький.

— Все только говорят о доброте, — сказал Кошелев, — а никто пальцем не шелохнет. Только разговоры.

— Ты это правильно придумал, Гена, — похвалила жена. — Ты молодец. Очень правильно придумал.

Через неделю пришли месткомовцы. Осмотрели комнату, поговорили со стариком, унесли на лицах любовь к нему. На лицах они также унесли виноватость за свой молодой возраст. Люди сдержанные, они ничего не сказали, но было ясно, что Кошелеву дадут трехкомнатную квартиру. Им очень понравился старик. Им очень пришлась по душе бескорыстная доброта Кошелева.

А через месяц дом заселялся. И Кошелев въехал в свою новую квартиру. О, это была прекрасная квартира. Пол отливал желтизной на осеннем солнце. Умывальник и ванна слепили глаза. Чернели крылья газовой плиты. Прекрасная просторная квартира — тридцать три квадратных метра. Это без кухни и санузла. Теперь у Кошелева будет своя комната, что называется рабочий кабинет. Он давно мечтал об этом, и теперь его мечта сбудется. Пусть у него пока мало книг — он еще купит, он подпишется на все собрания, все стены он заставит книгами и все на свете прочитает.

На следующий день приехала жена с сыном. Сын бегал по пустым комнатам и громко кричал. Он смеялся и катался по полу. Жена не поднимала его — пол был чист. Старик сидел в углу будущего кабинета Кошелева и радостно улыбался суматохе.